Вероника Иванова - Узкие улочки жизни

— Вы предлагаете совсем не пробовать играть? Но это же скучно.

Серые, как сталь, глаза удовлетворённо сузились.

— А жить вообще несказанно скучно, мистер Стоун.

— Так почему все мы не спешим умирать?

— Потому что в каждом из нас живёт надежда с блеском выиграть главную партию в своей жизни. Партию против самого достойного соперника.

— Против кого?

Леди Оливия откинулась на спинку стула.

— Против смерти, конечно же.

— Лично я не собираюсь жить вечно. Да и со смертью бороться что-то не хочу.

— Вы просто ещё не пробовали. Не проводили ни одной тренировочной игры. Иначе бы поняли, почему мне не нравится эта поделка.

Потому что вы увидели в ней лик смерти, миледи. И как часто вы садились с этой дамой за игровой стол? Наверняка, не один раз, если настолько хорошо запомнили её черты, чтобы находить их по самому ничтожному следу.

— Что же вы примолкли, мистер Стоун? У вас есть другие соображения на этот счёт?

— Нет, точно такие же. Это портрет мёртвой женщины. Вернее, погибшей, и вполне вероятно, от рук самого скульптора.

— Даже так? — Хозяйка заинтересованно выпрямила спину. — Вы уверены?

— В его ненависти? На сто процентов. Если только...

— Если только «что»? — Она подалась вперёд.

— Если это не художественное преувеличение. Ведь бывает так, что люди искусства, особенно по-настоящему одарённые, в своём сознании меняют местами желаемое с действительным.

— Поверьте, мистер Стоун, в тот момент, когда скульптор начинал свою работу, эта женщина уже была мертва. Тогда получается, что он или был убийцей, или видел её сразу после наступления смерти.

— Возможно, она скончалась всё же по естественной причине.

Леди Оливия наставительно заметила:

— Естественные смерти тоже не приходят без страданий. И у очень редких людей пережитая боль не отпечатывается на лице. Только блаженные или святые могли бы поспорить спокойствием с этой несчастной.

— Ну почему же несчастной? Она кажется вполне умиротворённой.

— Не соглашусь. Удивлённой — да. Но умиротворения в ней маловато.

Я сдвинул крышку коробочки и ещё раз вгляделся в резные черты. Изгиб губ... Он что-то мне напоминает. Да, точно так же кривились губы тёмноволосой плакальщицы, когда её грудь разрывало стоном. И пусть на медальоне они почти сомкнуты, но линия очень похожа. Натурщица кричала перед смертью? Или всего лишь пыталась закричать, но не смогла? Она приоткрыла рот в надежде позвать на помощь или хотя бы просто выпустить боль и страх наружу, и в этот миг пришло осознание финала. Она поняла, что путь назад закрыт, что остаётся двигаться только вперёд, туда, куда глядят глаза...

Невидящие глаза.

В лавке Роберто этот взгляд показался мне глубоким и проникновенным, но теперь, при ярком свете и присутствии рядом со мной не восторженного искусствоведа, а скептически настроенной бизнес-леди, акценты сместились в неожиданном направлении. Женщина старалась что-то увидеть, и наверное, добилась своей цели, если умерла в полном спокойствии. А может, она изначально вообще была незрячей?

Нет, пора прекращать строить догадки. Из кусочка дерева я не выжму ничего, кроме обрывочных и переполненных ненавистью мыслей резчика. Очень жаль, кстати, что эмоций в них гораздо больше, чем информации, ведь если бы мне удалось уловить хоть крупицу, указывающую на личность жертвы и её убийцы...

— Мистер Стоун!

Неожиданно повышенный тон хозяйки прервал цепочку моих размышлений.

— Миледи?

— Судя по напряжению, посетившему ваше лицо, вы планируете нечто нелепое и опасное.

— И в мыслях не было.

— Конечно. До разборчивых мыслей ваше упорство ещё не успело добраться.

— Упорство?

Леди Оливия хмуро сдвинула брови:

— Не торопитесь идти с этим произведением народных промыслов в полицию.

Клянусь, я не думал ни о чём подобном! Ну, разве только, чуть-чуть.

— Почему вы решили, что...

— Потому что ни один бывший полицейский не упустит возможность вновь поучаствовать в расследовании, хотя бы в качестве свидетеля. Правда, найдётся ли у вас, чем свидетельствовать?

Конечно, нет. Я могу только рассказать о своих впечатлениях, весьма неконкретных и слишком эмоциональных, чтобы быть допустимо далёкими от реального положения дел. Единственное, что мне по силам, это подать запрос на определение личности натурщицы, вот только сомневаюсь в служебном рвении отдела розыска: им и так есть, куда приложить таланты и возможности, а уж удовлетворять капризы сьюпа...

Нет, напрямую мне не откажут. Скорее всего, начнут умело футболить по инстанциям, заставлять заполнять бесконечные бланки, объяснять причины моего неожиданного интереса и прочая, прочая, прочая. Такие телодвижения отнимают не меньше времени, чем сами следственные мероприятия, зато позволяют не напрягать мозги и не отрывать задницу от любимого кресла. Чего греха таить, я и сам иногда... Впрочем, это происходило слишком давно и, можно считать, вовсе не со мной.

Опять же, поскольку я ни родственник, ни знакомый, а просто любопытствующий субъект, мой запрос будет отправлен в самый долгий ящик из имеющихся, если, собственно, будет принят. Чем мотивировать необходимость искать реального человека по скульптурному изображению? Тем, что натурщица умерла насильственной смертью? Такой фокус не пройдёт: медиумы вообще и сьюпы в частности относятся к категории граждан, чья психика официально считается крайне возбудимой, а следовательно, подверженной не имеющим основания фантазиям. И ссылаться на мифического клиента, который, допустим, узнал в резном личике свою родственницу, тоже нельзя. Потребуют подтверждения. М-да, проблемка.

С другой стороны, в делах, не решаемых официально, всегда находятся обходные пути. Например, внеуставные, то бишь, личные отношения. Есть ли у меня хороший знакомый в полиции? Конечно, есть. И пожалуй, будет совсем неплохо в ближайшем будущем набрать его номер на телефоне и...

— Ещё не оставили желание попортить нервы себе и другим? — с еле заметной улыбкой на строгих губах спросила леди Оливия.

— Я и не собирался.

— Женщина умерла, и Господь с ней, мистер Стоун.

— А убийцу, согласно обычаю, покарает тоже Господь?

— У вас другое мнение на сей счёт?

— Нет у меня никакого мнения. — Я запустил пальцы под рукав и потёр кожу на предплечье, начинавшую чесаться от ворсинок грубой шерсти. — Если этот мастер — убийца, то он не должен находиться на свободе.

— Совершенно согласна с вами. И всё же, если вас не назначили исполнять обязанности ангела с карающим мечом, не следует вмешиваться в дела Провидения. На всякий случай.

Пожалуй, никогда ещё её голос не звучал так вкрадчиво, правда, эффект получался не увещевательно-успокаивающим, а устойчиво обратным: в моих ушах билось эхом «не следует, не следует, не следует...», но мысли упрямо возвращались к той, первой фразе, с которой всё и началось.