Алексей Тихонов - Разведчик с Острова Мечты

— Хорошо, как-нибудь расскажешь в подробностях, люблю это. Однако я же знаю парней твоего возраста, у вас юбки на уме с утра до вечера. А ты говорил о своем лагере как исключительно о мужской компании. Или там есть и женщины?

— Есть и женщины, помогают по хозяйству.

— Не увиливай, ты понимаешь, о чем я!

— Танжи, неужели это ревность?

— Еще чего, у тебя для ревности поводов куда больше, заранее предупреждаю.

— Я справлюсь. Ладно, полковых девок у нас нет. Хотя… недавно появилась одна… ну, выросла… что-то близкое. Но я с ней покуда… не сталкивался.

— Могу сразу отпустить тебе сей грех. Одна, значит? А как же вы тогда обходитесь последние годы? Все своими руками?

— По-разному.

— И, похоже, друг другу пособляли?

— М-м… всякое бывало.

Танжина рассмеялась, явно довольная наведенным смущением. Потом прижалась теснее, заворковала на ухо:

— Бедняжка! Тяжелое детство, некому приласкать-приголубить. Надо срочно и усиленно восполнять пробелы. Как ты на это смотришь?

Ее ловкие пальчики юркнули под одеяло.

— Не горячись, Танжи. Думаю, там искать пока нечего, — заметил Шагалан.

После того первого скоропалительного слияния он вовсе не помышлял о продолжении. Но Танжина отнюдь не казалась разочарованной. Наоборот. Он и не представлял себе, что способна вытворить алчущая женщина. И чем. И где. На юношу обрушился водопад самых изощренных ласк, от трогательно нежных до откровенно бесстыдных. Ее тело было везде, обвивало и скользило вокруг змеей, прикосновения сочетали отточенность опыта с неподдельной страстностью. Ничего удивительного, что спустя несколько минут он вновь окреп, воспламенился и сам ринулся в атаку. Вторая попытка получилась куда длительней, содержательней, а главное — упоительней для обоих. Их крики и стоны наверняка долетали до соседних комнат. Когда по завершении Шагалан благодарно целовал соленое от пота и слез лицо женщины, та выглядела вполне удовлетворенной. Однако вскоре выяснилось, что ее аппетиты неистощимы. Про свои силы он бы этого не сказал.

— По-моему, не все потеряно, — отпарировала Танжина.

— Ну, мне-то лучше знать. Некоторое время даже твое колдовство не подействует.

— Я пока не использовала более мощные методы.

— Погоди, не надо. Ответь-ка теперь на мои вопросы.

— Хорошо, давай попробую.

Ее лицо было совсем близко. Шагалан долго молча всматривался в темные глаза. Она не отводила взгляда.

— Почему там, на гульбище, ты подошла именно ко мне? Ретси попросил?

— Ретси? Вот еще! Нет, я сама давно тебя высмотрела, а он лишь подтвердил… что у меня будет шанс.

— Какой шанс? Полно тебе! Разве кто-нибудь отказал бы такой красавице?

— Спасибо, — улыбнулась Танжина. — Раньше я тоже так думала. А тут вдруг… оробела ни с того ни с сего.

Она опустила голову, и тень поглотила ее лицо. Голос доносился глуше:

— Ты догадываешься, что весьма симпатичен?

— Догадываюсь. И причина именно в этом?

— Не только. Ты какой-то… необычный. Точно не могу объяснить, но почувствовала сразу. Красивых парней перевидала пропасть, а вот таких… особенных… не встречала.

— И в чем же, по-твоему, моя необычность?

— Не знаю. Это трудно выразить словами. Я даже не в состоянии уразуметь, доброй окраски твоя необычность или злой.

— Интересно.

— Сам-то как считаешь?

— Понятия не имею. Однако добрых деяний советую от меня не ждать. На всякий случай.

— А злых?

— Тоже.

Танжина вздохнула:

— Ясности не прибавилось. Вот такую же загадку, пугающую и манящую, я ощутила на гульбище. Вдруг потянуло к тебе с давно забытой силой, я запаниковала… Испугалась: упущу что-то важное… Наверное, звучит глупо. Возможно, все дело в заурядных страхах не слишком счастливой бабы. И увидела я в тебе только их отражения. Или вообще… Тебе сколько лет?

— Почти семнадцать.

— Вот-вот. Ты вполне мог бы быть моим сыном. Да, не удивляйся, я совсем не так юна, как выгляжу. Часто болтают, что время надо мной не властно. Но я-то чувствую — это не так, мне подарена лишь отсрочка, которая кончится. И очень скоро! Вдобавок… если я и смотрюсь гораздо моложе своих сверстниц, то заплатила за это непомерно высокую цену.

Танжина шмыгнула носом, и Шагалан понял — подруга готова разреветься. Он привлек ее к себе, мягко прошелся губами по глазам. Там действительно опять стало солоно. Не сговариваясь, слились в затяжном глубоком поцелуе. Оторвавшись, женщина невесело рассмеялась:

— И все правильно, все справедливо.

— Ты к чему?

— Как верно замечено в народе, бодливой корове Бог рогов не дает. Точно про меня.

Шагалан секунду помедлил, потом спросил:

— У тебя… нет детей?

Новый смешок, напомнивший стон.

— И не будет. Никогда. Ни от кого. Слишком много похоти, слишком много грехов. А в итоге — наказание, всю тяжесть которого осознаешь уже на излете жизни.

— Зачем же так… безысходно.

— Так оно и есть, Шагалан. Могла бы родить — давно бы родила. Кто только не числился среди моих любовников, все варианты перепробовала. И вечно с одинаковым результатом.

— Ты… жила с Аалем?

— И с ним тоже. Хочешь услышать грустную историю до конца?

— Конечно.

— Сказка получится длинная и довольно банальная. Жила-была у подножия Хамаранских гор девочка. Крестьянская семья, не богатая и не бедная. С голоду не пухли, правда, детки рождались все больше мертвые. Как ни старались родители, в итоге ребятишек уцелело трое: девочка и два ее брата-крохи. Да, еще с ними жила бабка, мать отца. Когда девочке исполнилось лет десять, в селение нагрянула болотная лихорадка. Вдруг оказались бессмысленными мечты о гурьбе детей — в месяц ушли и родители и братья. Вообще в тот раз полдеревни вымерло. Осталась девочка бедовать с бабкой. Старуха была добрая, разве что от всех напастей малость рассудком подвинулась, заговариваться начала. Где-то год мы с ней нищенствовали, вкусили нужды полной мерой. К весне осознали, что не выкарабкаться, дорога лежала либо на паперть, либо в могилу. А тут почудилось — повезло! Удалось бабке пристроить меня к дальнему родственнику отца, трактирщику, обретавшемуся поблизости. Конечно, там приходилось работать от зари до зари, убирать на кухне, зато кусок хлеба имелся всегда. Бабка же померла, едва освободившись от опеки… Врать не хочу, трактирщик относился к девочке с сердечностью, чего не скажешь о его жене и отпрысках. Можно было бы, впрочем, жить и там, жить да радоваться судьбе. Платить по счетам довелось через два с лишним года. Как-то раз добрый трактирщик отвел девочку в хлев и в несколько минут доказал, что она слишком выросла, чтобы считаться ребенком. Причем совершил все от чистого сердца, не из сластолюбия, а ради пользы дела. Теперь ей предстояло трудиться в зале, и все чаще находились охотники познакомиться с миловидной крошкой поближе. За серебряную монету хозяин провожал обоих в темную комнатушку наверху. Так, однажды проторенный путь превращался в накатанную дорогу.