Ольга Табоякова - Все дороги этого мира

Одольфо чувствовал, что у него есть день или два, чтобы все закончить.

Почти забыв про боль, которая удовлетворилась тем, что донесла до своей жертвы мысль о скорой смерти, Одольфо думал, решал, прикидывал и надеялся.

Вставать ему было тяжело, но он заставил себя выбраться из повозки и усесться на траве, прислонившись к колесу своего последнего дома на колесах.

За ним ненавязчиво, но присматривали, в труппе беспокоились о его состоянии. Сразу же рядом появился повар Грим.

- Я вот сладкие булочки сделал с ягодой и чай тебе травяной заварил. Ты же ничего не ел и вчера. Покушаешь? Или у тебя в повозке своя пекарня?

- Покушаю, - Одольфо с нескрываемым удовольствием уплел все, что принес повар Грим. - Вкусно. Хотел бы я так научиться готовить.

- У тебя другой талант, - Грим отметил, что Одольфо стало получше, вернулись краски на лицо, но общий фон был болезненным.

- В этой жизни, а кто знает про следующую, - задумчиво заметил драматург.

Повар Грим вздрогнул.

- Да, никто не знает про будущую, но я бы хотел попробовать себя и на другом поприще. Я иногда думаю, что в следующем перерождении хотел бы стать ювелирным мастером. У них такие волшебные вещи получаются, что я всю жизнь восхищаюсь их работой, - разоткровенничался повар.

- А я вот, - Одольфо задрал голову вверх и стал смотреть на кодра, парящего в воздухе, - я вот в следующем перерождении не хотел бы далеко уходить от театра, но писать бы больше не хотел. Я мечтаю стать актером, чтобы люди смотрели на меня и плакали и смеялись, чтобы души их открывались светлым чувствам. Я всегда переживал, что не играю на сцене то, что пишу. Я пишу, а актеры это видят по-другому, да и постановщики тоже вносят свои оттенки в восприятие. Автора, я думаю любого автора, это тревожит.

- Это всегда так, - Грим тоже запрокинул голову, но солнце слишком ярко сияло, он опустил голову и стал смотреть на взлетную площадку. По ней бегали актеры, которые что-то репетировали. Так показалось повару Гриму.

- Как?

- Да, так, что любой читатель читает не все то, что ты написал, а что-то свое, - Грима заинтересовало, что такое опять происходит между Джу и Лаврентио. Отсюда было не слышно, но они экспрессивно махали руками.

- Возможно, знаешь, я никогда не был читателем. Я всегда был автором. Хотя нет, я был читателем до того, как стал автором.

- Хмм, - Грим повернулся к нему. Одольфо так и смотрел вверх на парящего в потоках воздуха кодра. - А в чем была твоя точка перехода?

- Моя? - Одольфо понял, что и это надо рассказать, ему станет легче. - Я читать начал довольно таки рано. Читал вообще все, от научных книг до эротических, правда, стихи мне особо не нравились. В один такой прекрасный или не прекрасный момент мне стало скучно. Говорят же, что человек садится писать тогда, когда не может найти той книги, которую хочет прочитать. Со мной так и было. Я устал от всех этих обычных фабул и героев. Я даже могу сказать, что они достали меня по большей части своей однотипностью. Где-то так: я его любила, он меня любила, но в конце все померли.

- И что из этого получилось? - Грим попытался примерить эту логику на приготовление блюд. С одной стороны, она подходила, а с другой - полный бред.

- Я пишу тоже самое, - признался Одольфо. На этом месте оба мужчины захохотали. - Вот такая она жизнь, - отсмеявшись, смог добавить он.

- Точно, - согласился Грим. - Но молодым об этом знать не надо.

- Не надо, может быть у них получится что-то совсем иное, - принял его точку зрения драматург. - Грим, я хочу попросить тебя, позови сюда Инриха и Арана, пожалуйста. Я хочу с ними поговорить.

- Конечно, - Грим поднялся. После этого разговора он знал, что Одольфо умирает. Сейчас он простился с ним - поваром Гримом.

Весть разнеслась по лагерю мгновенно. Когда Инрих шел к Одольфо, все уже знали. Актеры сожалели, что пришел момент расставания, но пока слез не было.

Инрих уселся на место, на котором сидел повар Грим.

- Как ты? - нейтрально спросил он драматурга.

- Хорошо, когда уходишь, то это не имеет особого значения, - Одольфо смог улыбнуться через боль. Сердце опять заняло, хозяйка боль напоминала, что человек еще жив.

- Ты хотел что-то оставить? - директор старался говорить спокойно, но к горлу подступил холодный ком.

- Это не тебе. С тобой я хочу поговорить, вернее, я буду говорить, и просить тебя о помощи. У меня есть одна незаконченная вещь, и я собираюсь отдать ее Хэссу, чтобы он закончил. Но это мои с ним заморочки. Тебя же я хотел попросить о другой вещи. Инрих, пожалуйста, присмотри за ним.

- За кем?

- За Хэссом, - Одольфо стал говорить тише, в горле пересохло от боли.

- Ты изрядно меня удивил, друг, - отозвался Инрих. - Ты, что выбираешь последний разговор с Хэссом? Уж, этого я от тебя не ожидал. Ты и незнаком почти с мальчиком, - поделился директор своими сомнениями.

- Это он со мной почти незнаком, а я его знаю. Он очень похож на одного моего старого знакомого. И я думаю, что Хэсс меня точно не подведет.

- Старого знакомого? - переспросил Инрих.

- Очень старого, - подтвердил Одольфо, но рассказывать не стал. - Я тебя прошу присмотреть за мальчиком. Если, что случится, помочь ему ненавязчиво. Понимаешь?

- Почему меня?

- Ты единственный здравомыслящий из всей этой толпы, - Одольфо раскрыл причину своего решения.

Солнечные зайчики запрыгали вокруг говорящих, мимо проходил Казимир с большим зеркалом под мышкой. На миг один такой зайчик почти ослепил Одольфо.

- Я бы и сам за ним присмотрел, - продолжил Одольфо. - Думаю, что это тебе надо знать. Я кое-что умею видеть в людях. Так вот, на этом мальчике столько оберегов, причем от разных людей, да и от нелюдей тоже есть, что я до стольких считать не умею.

Инрих покачал головой, нечто подобное он и предполагал.

- Значит, этот мальчик сможет сделать все, что ты его попросишь?

- Да, он закончит рукопись, издаст, в целом не даст ей погибнуть. Но дело не только в этом, просто присмотри за ним, пожалуйста.

- Хорошо, - взвесив "за" и "против", согласился Инрих.

- Спасибо, - Одольфо помолчал, вдыхая и выдыхая, чтобы сладить с болью. - Еще я хотел бы попросить в нужный момент сказать Илисте, что я получал массу удовольствия от наших скандалов. Хорошо?

- Она и сама знает, - отмахнулся директор.

- Она то знает, но иногда приходит печаль, и такие вещи надо услышать от посторонних. Хорошо?

- Конечно, - пообещал Инрих. - Что-нибудь еще?

- Да, найди мне хорошее место, чтобы уйти по-хорошему, пожалуйста, - попросил Одольфо. - Да и еще скажи Илисте, что мне не нравилось, как она трактовала Мальджорну в "Черничном пироге", но я в восторге от ее Паулиты в "Черной ненависти". Хорошо?

- Да без проблем, как только будет случай, так и скажу, - ухмыльнулся Инрих. - Ты о чем-нибудь жалеешь? - директор знал, что сейчас надо спросить об этом.