Ольга Табоякова - Все дороги этого мира

Такие голоса Хэсс уже слышал. В этот раз воспринять, что говорят дороги было легче.

- Приветствую, уважаемые, - Хэсс думал встать и поклониться или достаточно кивнуть головой.

- И мы тебя приветствуем, - более милостиво заговорили дороги.

- Я, видите ли, здесь, чтобы помочь вам расколодоваться, - Хэсс старался говорить обтекаемо, но это не очень то получалось.

- Мы знаем. Мы все слышали.

- Вы все слышите? - мгновенно созрели вопросы, которые захотелось задать.

- Да, ведь весь мир состоит из дорог, - бесхитростные дороги открыли тайну, которую Хэсс пока не мог оценить по достоинству. Но запомнил.

- Только проблема одна есть, я не знаю, что надо делать, чтобы снять заклятие полоум.. в смысле этого Мастера, - Хэсс развел руки в стороны.

- Это очень просто, странник. Ты не бойся, - сразу заговорили несколько похожих голосов.

- Что мне делать? - Хэсс желал побыстрее справиться со своей частью работы

- Развяжи, - односложно велели дороги.

- Хэсс! Хэсс! Хэсс! - вор открыл глаза, над ним стоял озабоченный кодр. Но кричал не кодр, а вездесущий Вунь, который еще и топтался по его животу.

- Больно же, - спихивая Вуня, захрипел Хэсс. - Что это ты?

- А ты что? Сидел себе спокойно, а потом, как повалился на бок, и белый весь, аж синий. Я уж думал, что ты помер! - по озабоченному лицу Вуня, Хэсс представил себе свое бело-синее существование.

- Я с дорогами разговаривал, - Хэсс уселся с большим трудом. Все силы из него высосал предыдущий разговор.

- И что они сказали? - Вуню было тревожно за Хэсса.

- Они сказали, что мне надо что-то развязать, - резко вспомнилось вору.

- И ты развязал?

- Не помню, ты вроде меня раньше разбудил, - личный дух даже смог пожать плечами.

- Такого больше я не позволю. Ты наш личный дух, и так рисковать не должен, - Вунь действительно сильно перетрясся за Хэсса.

- Но развязать я должен, тогда дороги будут свободными, - разумно возразил Хэсса. Говорить ему было тяжело, язык распух.

- Я сам все развяжу, - великодушно предложил Вунь. - Только ты покажи, что именно надо развязывать.

- Я не помню, Вунь, - Хэссу сильно хотелось помолчать, но беспокойство Вуня не давало этого сделать.

- Тогда надо подумать, что здесь можно развязать, - Вунь и Хэсс огляделись. - Может быть вот это?

Оба взглядом уперлись в странное дерево, все искореженное и перекрученное.

- И как мы это сделаем? У меня нет таланта с деревьями общаться, - Хэсс всерьез сомневался, что надо развязывать ветки дерева.

- У вашего курильщика есть, отец Гмыкл уверен. Так надо его суда приволочь, пусть трудится на благо нас, - деловитый Вунь собирался в путь.

- Вунь я пока здесь посижу, ладно? - Хэсс не представлял, что сможет перенести полет туда обратно.

- Хорошо, полежи, - быстро согласился Вунь. - Я сейчас, а пока на пожуй корешки.

Хэсс улегся прямо на дорогу и задремал. Никакие сны и голоса его не тревожили. Проснулся он к самому заходу солнца. Вуня и Казимира рядом не было. Хэсс встал. Что-либо предпринять он не успел, на горизонте показался знакомый седой кодр.

Зверь совершил посадку, пыль поднялась от сильных махов его крыльев. Хэсс закашлялся.

- Где вы так долго? - вместо приветствия потребовал он ответа.

Казимир в состоянии глубокой невменяемости съехал с кодра вниз. Хэсс рассматривал усталого до синих кругов актера.

- Меня твой глюк протаскал и везде требовал всякую муть, - весьма нелюбезно информировал Казимир. - Пить дай!

- Там, - Хэсс показал на свою сумку. Казимир вытряс флягу и стал жадно глотать воду. - Вунь, ты мне объяснишь?

- Да, конечно, но только я не Глюк, а Вунь, - в отличие от Казимира Вунь был свеж и доволен собой. Казимир поперхнулся. - Мы слегка покатались. Я решил, что надо посмотреть в двух других местах, что там такое. И все подтвердилось, там тоже такие закрюченные деревья. Казимиру я приказал, он молодец, заклинания шептал, но все распутал.

- Заклинания? - подивился Хэсс.

- Ругался я на всех известных мне языках, Хэсс, - с полуулыбкой полугримассой сообщил Казимир, оторвавшись от фляги.

- Отдохнул? - Вунь оббежал вокруг Казимира.

- Давай свое дерево, - смирившись с будущим и настоящим, разрешил актер.

Хэсс сидел и смотрел, как актер залез на дерево. Под длинными вытянутыми листьями его почти не было видно. То здесь, то там появлялась рука, тянула на себя ветку, с дерева доносилось почти беспрерывное бормотание, Хэсс значительно пополнил свой словарный запас.

- Это у меня талант с растениями общаться, но вот откуда вы об этом узнали? - в один из моментов, выглянув из густой листвы, спросил Казимир.

- Казимир, мой глюк знает все на свете, - Хэсс пожалел бедолагу актера, но зато становилась ясна его тяга к травищище и растительным экспериментам.

- Я не Глюк, я Вунь, - маленький человечек обеспокоено глядел на личного духа. - Глюк мой сводный брат. И раз он тебе, - Вунь поднял голову вверх, - нравится, то будет жить у тебя.

- Я лучше курить брошу, - страшной клятвой поклялся Казимир.

- Одно другому не мешает, - забормотал Вунь. Настала очередь поперхнуться Хэссу.

Распутанное дерево необычно быстро расправило ветки. Дерево стало напоминать пушистый зеленый шарик. На ветку уселась синяя птица. Внимательно поглазев на всех, она улетела.

- Понеслась докладывать, - тоном смертельно оскорбленного прокомментировал Вунь.

- Да забудь ты, - Хэсс сидел, прислонившись к дереву, солнце скрылось, но еще царствовал нежный солнечный сумрак.

- Никогда, - маленький человечек замотал головой.

Лаврентио влюбился, влюбился в эти неспокойные Темные земли, в тайны Мастеров, но больше всего композитор влюбился в кодров. Смотреть, как они летят, Лаврентио мог часами, сутками, тысячелетиями. Если люди искали совершенство, то Лаврентио его нашел. Кодры значительно превосходили все понятия о совершенстве. Лаврентио настолько влюбился, и так много писал, что у него не осталось времени на занятия любовью с Джу. Девушка, по совету отца Логорифмуса, терпела, стиснув зубы. Ей и так было сильно стыдно за свое недавнее поведение, еще раз отколоть что-то подобное ей не хотелось.

Логорифмус проводил спасительную терапию, которой, к сожалению, хватало на день. На завтра все начиналось сначала. Ученый-богослов приводил цитаты, рассказывал истории, но Джу ревновала. Логорифмус же открыл для себя, что оказывается можно ревновать и к вдохновению.

Почти в полночь Лаврентио ворвался к повозку к Негде.

- Вставай бездельник! - Лаврентио тряс сонного музыканта.

Негда флегматичный и привычный ко всему тип, открыл глаза, уселся на лежаке и взял в руки листы с музыкой Лаврентио.

- Ты в себе? Как это можно сочетать? - наконец, изрек Негда.

- Балбес, это же и есть все новое, - Лаврентио был не готов к тому, что его новую музыку не поймут. - Нам нужен третий.