Антон Белозеров - Ступени пирамиды

– Как прикажете, мой Повелитель. – Главный Маг встал и низко поклонился Горвану. – Мне не терпится немедленно взглянуть в полные страха глаза нашего некогда сильнейшего врага. Я хочу лично начать допрос. Позвольте мне приступить к этому сладостному делу.

– Позволяю. – Махнул рукой Горван. – Я закончу с отчетами командиров и позже сам спущусь в подвал. Я тоже хочу получить ответы на некоторые свои вопросы. Пусть Трисмегист к этому времени станет разговорчив.

– У меня говорят даже каменные статуи. – Толи-Покли плотоядно облизал языком губы. Лысый череп и холодный немигающий взгляд делал его похожим на змею, так что Горван всегда удивлялся, что язык у Главного Мага не раздвоенный, а обычный человеческий.

Ремин был надежно прикован цепями к кольцам, намертво вмонтированным в каменную стену тюремной камеры. Цепи были настолько короткими, что узник даже не мог лечь на пол, ручные кандалы и железный ошейник тянули его вверх, так что спать приходилось сидя. Камера находилась, как он понял, глубоко под землей, но была на удивление сухой. У противоположной стены, до которой не мог дотянуться Ремин, стоял напольный канделябр с тремя масляными лампами, ярко освещавшими довольно просторное помещение. Но свет горел не для того, чтобы узнику было тепло и уютно. Каждый раз, перед тем, как войти внутрь, его стражники внимательно осматривали камеру через маленькое окошечко в толстой медной двери. Потом слышался грохот тяжелых запоров, дверь быстро распахивалась, и в нее вваливалось трое дюжих тюремщиков, двое из которых приставляли к груди Ремина острые копья, не давая пошевелиться, а третий в это время ставил на пол старую помятую оловянную миску с отвратительной похлебкой, забирал пустую и доливал масло в светильники. После этого стражники выскакивали из камеры и захлопывали за собой дверь. Вытягивая закованные в кандалы ноги, кончиками пальцев Ремин мог захватить и подтянуть поближе миску с похлебкой. Ее нарочно ставили так, чтобы он едва-едва мог до нее дотянуться, потому что приближаться ближе к опутанному цепями юноше широкоплечие тюремщики не отваживались. Пустую миску ему приказывали бросить в угол, чтобы в следующий раз вновь сменить ее на полную.

Сначала Ремин сопровождал подобные меры безопасности насмешками, пытаясь вывести тюремщиков из равновесия, но потом ему это наскучило, и каждое появление людей он стал встречать гордой презрительной улыбкой. Ремин не знал точно, сколько времени прошло с тех пор, как его поместили в этот подвал, и где он, вообще, находится.

Когда его выволакивали из трюма корабля Юнора, на голову надели плотный кожаный мешок, а сняли только тогда, когда Ремин уже был надежно прикован к стене этой камеры. Единственным счетчиком времени служили регулярные посещения тюремщиков. Оказавшись отрезанным от мира, Ремин первым делом просчитал в уме время между визитами. Между ними оказалось около восьми часов. Приходили стражники уже восемь раз, значит, близились к концу третьи сутки его заточения.

«По крайней мере, они обеспечивают мне трехразовое питание», – грустно усмехнулся молодой человек. Хотя жидкую похлебку, наверное, готовили из болотной воды с накрошенным в нее заплесневелым хлебом. «Чего же они от меня хотят? Зачем я им нужен?» Эти вопросы беспокоили Ремина, но самым важным был вопрос: «Где сейчас Трис, и что с ним?» Тюремщики, разумеется, не ответили бы на него, и сознание своего бессилия и бездействия все больше и больше угнетало разум Ремина.

«Именно этого они и добиваются, – говорил он сам себе, – они хотят лишить меня воли, силы, мужества. Но это у них не получится.» Чтобы не впадать в отчаяние, он вспоминал свое детство и юность, проведенные среди далеких северных гор и озер. Он восстанавливал в памяти свое знакомство с Трисом, приезд в Этла-Тиду, первую встречу с Лораной. Особенно бережно и тщательно Ремин берег воспоминания о прекрасной принцессе Этла-Тиды. Он старался до мельчайших подробностей припомнить все их беседы и придумывал новые темы разговоров, которые могли бы быть им интересны и приятны. Это занятие так увлекало его, что он переставал замечать свою тюрьму, и его мысли уносились далеко-далеко.

К реальности его вернул грохот запоров на двери. Ремину показалось, что с момента последнего прихода тюремщиков прошло менее восьми часов, а это означало, что готовятся какие-то перемены в его участи. И точно: вместо трех человек на этот раз в его камеру втиснулось шестеро, один из которых явно был магом. Ремин понял это по длинной мантии, лысому черепу и холодным злым глазам.

– Как ты себя чувствуешь, Реасон-Миновар-Медон, младший сын владельца земли Акиной? – Издевательски-вежливо поинтересовался маг.

– Прекрасно. Большое спасибо за гостеприимство. – Усмехнулся Ремин. – Кого мне следует благодарить за столь уютные покои?

– Молодец. Глупый, но вежливый. – Похвалил его маг. – Меня зовут Толи-Покли. Я – Главный Маг Южной Империи, Первый Советник великого и могучего Повелителя Горвана.

– Ты оказываешь мне большую честь своим посещением. – Ремин прищурился. – Жаль, что мои цепи слишком коротки, а то бы я с удовольствием обнял тебя… и свернул твою тощую шею!

Толи-Покли даже немного отшатнулся, встретив яростный взгляд черных глаз молодого пленника. Тем не менее, быстро обретя спокойствие, он произнес:

– Не надо так горячиться, молодой господин. Вот твой друг Трисмегист гораздо более спокоен.

– Трис? – Воскликнул Ремин, пораженный словами старого мага. – Он еще жив? Где он? Что с ним?

– Успокойся, мой дорогой. – Тонкая змеиная улыбка искривила губы Толи-Покли. – Твой друг в порядке. У него все хорошо.

Ремин заметил ухмылки тюремщиков и понял, что это не совсем так. Маг добавил:

– Конечно, «хорошо» – это понятие довольно растяжимое. Но, учитывая обстоятельства, хорошо уже то, что он еще жив. Удивительно: он не ответил ни на один мой вопрос, а ведь я задавал их по несколько раз и подкреплял довольно действенными методами убеждения.

– Ты его пытал! – Перевел Трис на нормальный язык слова старого мага.

– Конечно, можно сказать и так. – Наморщил лоб Толи-Покли. – Но дело в том, что примитивные пытки – это нежные ласки по сравнению с тем, что пришлось испытать Трисмегисту.

– И ты не вытянул из него ни слова? – Усмехнулся Ремин. – Видать, слабоват ты, старик.

– Да нет, ты не так меня понял. Твой друг не отвечает на те вопросы, которые меня интересует. Вместо этого он говорит какую-то ерунду: все люди – единый организм, они должны жить так, чтобы все были довольны, злоба и ненависть разрушают душу, знания и любовь возвышают человека. Короче, он несет какой-то бред. Совершенно спятил.