Nik Держ - Кулаком и добрым словом

— Эко разошелся!

— Это хромой Гефест, титан, который научил людей ковать железо, — пояснил кощунник, — его еще называют Вулканом. Для его горна подходит лишь неистовый жар пекла, поэтому он и забрался глубоко под землю.

— К тому же и меха качать не нужно! — поддержал старика Кожемяка, знакомый с работой кузнеца не по наслышке. — Хорошо устроился!

Неожиданно громыхнуло так сильно, что заложило уши. Земля взбрыкнула, Никита не удержался и рухнул на колени. Пыльная твердь обиженно взвыла и лопнула. Трещина полыхнула огнем и начала стремительно разрастаться. Игвальду не повезло: он оказался на самом краю огненного провала. Никита кинулся к так и не пришедшему в сознание парню, но ту над разломом неожиданно взвились языки пламени, волосы на голове Кожемяки затрещали от жара. Он отпрянул, и этот миг стоил Ингвальду жизни: очередное сотрясение земли столкнуло его бесчувственное тело в пропасть. Никита с криком кинулся вслед за ускользающим телом.

— Стой! — закричал Морозко, повисая у друга на плечах. — Сгинешь!

Трещина получила кровавую жертву, и ее края стали резко сближаться. Гулко стукнув друг о друга, они мгновенно срослись, не оставив даже следа. Морозко с облегчением выдохнул и отпустил друга.

— Нет! — продолжал бесноваться Кожемяка, освободившись от крепких объятий Морозки. — Я мог бы ему помочь! Мог бы!

— Остынь, парень! — посоветовал старик.

Кожемяка сел на землю и схватил голову руками.

— Доколе, доколе это будет продолжаться? — горестно воскликнул он.

— До тех пор, пока мы не станем частью этого мира! — усмехнулся старец. — А там воды Леты заставят тебя забыть обо всем!

— Нет уж, — возмутился Никита, к нему постепенно возвращалась уверенность в своих силах, — нам еще предстоит много дел сделать… Давайте выбираться отсюда!

Волхв почесал затылок.

— Легко сказать — выбираться! Ты знаешь слова, выбитые над любым входом в Нифльхейм?

Никита отрицательно качнул головой:

— Не-а, ехали быстро, прочитать не успел!

— Входящие, оставьте упованья, — пропел старик. — Нет отсюда возврата!

— Ну-ну, посмотрим! — хорохорился Никита. — То ж для навьев писано! А мы — живые! Еще поборемся! Только где здесь выход? В какую сторону двигать будем?

— Выходов отсюда много, только удастся ли выбраться? — с сомнением протянул старик. — А, — махнул он рукой, — была, не была! Кто рискует — тому боги помогают! Нам нужно наверх, а вон там виднеются горы. К ним и пойдем.

Равнина тянулась бесконечно долго. Горы, к которым так стремились путники, ближе не стали, казалось, они убегают от утомленных путешественников все дальше и дальше. Пыль, оказавшаяся обычной золой, першила в горле, заставляла слезиться глаза. Путников мучила жажда, но на их пути не было ни единого ручейка с обычной водой.

— Возможно, воды здесь просто нет! — подумал Морозко.

— Здесь должна быть вода! — прохрипел старик, словно сумел услышать мысли парня.

Он указал на чахлый кустарник, и Морозко понял его без слов. Ведь если бы воды не было — кустарник давно бы засох.

— Никита, — охрипшим голосом позвал друга Морозко, — дай меч!

Кожемяка закашлялся и сплюнул на землю серый ком слизи.

— Зачем?

— Выкопаем ямку у корней! Может, — он облизнул потрескавшиеся губы, — найдем немного воды!

— А чего ты своим посохом не роешь? — обиженно спросил он парня.

Морозко ковырнул окованным концом посоха твердую землю:

— Не берет!

Никита с сожалением скинул перевязь с плеч, использовать меч для рытья земли казалось ему кощунством. Но и умирать от жажды ему не хотелось. Морозко долбил спекшуюся землю, пока хватало сил. Затем уставшего друга сменил Никита. Наконец им удалось пробить оплавленную каменную корку, земля под ней была мягкой и влажной. Никита зачерпнул грязь рукой, растер в пальцах.

— Это тоже зола! — удивленно воскликнул он.

— Мы в пекле, — напомнил ему старец. — Время от времени здесь бывает очень жарко!

Никита согласно кивнул, с надеждой посматривая на ямку: на дне медленно скапливалась мутная вода.

— А не отравимся? — засомневался вдруг Никита.

— Если отравимся, то не умрем от жажды, если умрем от жажды, то не отравимся! — с умным видом ответил волхв.

— Тоже мне, прорицатель! — сказал Никита, осторожно пробуя воду кончиком языка. — На вкус — обычная вода. Как из лужи. Вы не пейте, подождите, — предложил он, делая несколько мелких глотков, — если со мной ничего не случится — пить можно.

Некоторое время Кожемяка сидел тихо, прислушиваясь к своим ощущениям. Не обнаружив сколько-нибудь существенного недомогания, Никита просиял.

— Пейте, — разрешил он, — со мной вроде как все в порядке!

В его желудке громко заурчало. Кожемяка испугано покосился на собственный живот и продолжил:

— Но поносом будем вместе маяться!

— От этой хвори у меня травки найдутся! — весело ответил Морозко, тряхнув заплечным мешком, который он не бросил даже покидая в спешке обреченное судно.

— Налетай! — вновь повеселел Кожемяка, зачерпывая ладошками мутную жижу.

Как долго они брели по этой серой выжженной равнине, определить было невозможно. День здесь никогда не сменял ночь, а черное навье солнце, изредка выглядывавшее из-за плотной пелены грозовых облаков, никогда не закатывалось. Пройденные под землей версты давали о себе знать: парни еще держались, а вот старик начал сдавать. Все чаще и чаще присаживался он отдохнуть на пыльную землю. Всякий раз парни терпеливо ждали, пока волхв восстановит силы. Морозко даже отдал ему свой посох, с которым не расставался с самой смерти Силивеста.

— Ладный посох! — сказал Алатан. — В нем сила чувствуется! Жаль, мой посох пропал, — сокрушался старик, — он хоть и не столь хорош, но без него я как без рук!

На одном из привалов путников окружили несколько неприкаянных душ. Парни с изумлением рассматривали прозрачные невесомые тела. Души что-то шептали на незнакомых языках, жалобно стонали и просительно протягивали руки.

— Чего это они? — не выдержав, спросил Кожемяка.

— Крови просят! — пояснил волхв. — Хотят вместе с ней вновь почувствовать дыхание жизни.

Никита замахал руками, размазывая и без того зыбкие очертания духов:

— А ну брысь отсюда попрошайки! Нету у нас дармовой крови!

Духи, обиженно вздыхая, разлетелись в разные стороны и больше не приставали. Пройденные версты были похожи одна на другую как близняшки. Морозко взялся было для разнообразия считать шаги, но быстро плюнул на это дело. Наконец когда путники уже совсем потеряли надежду когда-нибудь пересечь эту однообразную безжизненную равнину, её неожиданно пересек бурный водный поток.

— Речка! — изумленно воскликнул Морозко.