Карина Шаинян - Мыс Маям-Раф

– А папа из него медведей вырезал, – хихикнула Юлька, – из водорослей…

– Опять про медведей! – со смехом воскликнул Сергей. Пройдя несколько шагов, он остановился и пробормотал, уставившись под ноги: – Забавно…

Он настороженно огляделся. Юлька посмотрела на песок и почувствовала, как по позвоночнику прошлась холодная мохнатая лапа. Поперек пляжа тянулась цепочка медвежьих следов, которые прямо на глазах заполнялись водой.

– Давай-ка поторопимся, – хмуро сказал Сергей и поправил карабин.

– Где машина? – закричал Дмитрий, едва они приблизились к лагерю.

Водителя в лагере не видели, и об обвале узнали только от Сергея. Петр Алексеевич бурчал обиженно, что, мол, можно было и не бежать к трассе на голодный желудок, а что повар задремал – так повар тоже человек…

– Ты прекрасно знаешь, какой Вова упрямец, – раздраженно бросила Таисия Михайловна, – ударит что-нибудь в голову – так сразу бросается делать, не подумав и предупредив.

Дмитрий рассеянно теребил бороду и пожимал плечами. Сергей молча грыз губы – из головы не шла красная тряпка, висящая на алтаре. Нет, такого не может быть, мать права: парень просто напрямик рванул к трассе, чтобы поскорее вытащить машину. Он задумчиво посматривал на начальника, но в конце концов махнул рукой.

– …стояли за Пильво. Тогда и в Ныврово, и в Музьме еще люди жили, в устье Пильво стойбище было, – короче, населенная местность. Однажды я остался в лагере: приболел. Валяюсь с книжкой, отдыхаю…

Ждали уху. Петр Алексеевич поправлял сучья в костре, помешивал, сосредоточенно хмурясь, и развлекал оголодавший народ байками.

– …прибегает один такой. Дрожит, как заяц. «Начальник, – говорит, – берегись, сюда медведь побежал, шибко злой». – «Чего ж он злой», – спрашиваю. «Я его стрелял, ранил». Я смотрю – в рот пароход! У парня на плече пукалка висит, только уток смешить. «Ты чего, дробью по медведю палил?!» – «Хорошее ружье, медведя только плохо стреляет». – «Так зачем ты в него стрелял? Не напал же он на тебя?» – «А чего он тут ходит?»

Геологи рассмеялись, и Петр Алексеевич всплеснул руками:

– «Чего он тут ходит»! Видали?!

– Странно, – заметил Сергей.

– А ничего странного! – возмущенно ответил повар. – Он потом знаешь, что сказал? «Я, – говорит, – Хозяину не хочу служить, я за советскую власть! Пусть не ходит здесь больше!» Вот так… Кстати, – нахмурился вдруг Алексей Петрович, – вскоре после этого они и ушли. Что-то у них не заладилось на празднике, медвежонок то ли сбежал, то ли вовсе задрал кого-то. Вот и решили, что их бог с места гонит. Дикие люди!

Петр Алексеевич помешал в ведре, зачерпнул, попробовал, опасливо вытягивая губы. Молча подтянул стопку мисок. Из ведра валил ароматный пар. Под слоем янтарного жира виднелись рассыпчатые белые куски и прозрачные обрывки вязиги. Только сейчас вымотанная Юлька поняла, как ей хочется есть.

Она хлебала горячую уху, не видя и не слыша ничего вокруг. Наконец острый голод прошел, и она довольно вздохнула, отставляя миску. Мир был прекрасен. Море в сумерках казалось серебряным, на юго-востоке разгоралось зарево, и скоро над горизонтом повисла малиновая, разбухшая луна. Казалось, она тихо жужжит от внутреннего напряжения. Скоро Юлька поняла, этот звук – не плод воображения: Таисия Михайловна подняла голову, прислушиваясь, Дмитрий медленно отложил ложку, и повар решительно надвинул крышку на ведро с остатками ухи. Далекий зудящий гул становился все отчетливей, и вскоре по обрыву скользнули бледные в сумерках лучи фар.

– В рот пароход, – ахнул Петр Алексеевич, – неужели рыбнадзор? Доедайте скорее! – заволновался он, хватаясь за ведро.

– И так сплошное невезение, – хмуро сказал Дмитрий, – мало вам моего пальца? Надо, чтобы мы еще и ошпарились?

– Ешьте быстрее, – рассеянно повторил повар и потащил еще дымящее ведро в завалы плавника.

На лицах людей, вылезших из машины, была плохо скрываемая досада. Они долго совещались, решая, ехать ли дальше, но в конце концов приняли предложение Дмитрия встать лагерем по соседству, – то ли напуганные рассказом Сергея о медведе, то ли соблазненные ароматов возвращенной на костер ухи.

Их было трое. Здоровяк с жирным глуповатым лицом за весь вечер не сказал ни слова: усевшись, он тупо уставился в огонь, придерживая расходящиеся на животе полы куртки, и больше не двигался с места. Остальные оказались интереснее: молодой человек, похожий на прилежного студента, и солидного вида пожилой, на мясистом носу которого смешно сидели маленькие очки в тонкой оправе, – Юлька сразу решила, что это какой-то профессор.

– Мы этнографы, едем на Пильво, – сказал он.

– Так вы малость опоздали, лет так на двадцать, – захохотал Петр Алексеевич. – Здесь давно никто не живет.

– А нам, собственно, местное население не нужно, – ответил профессор. – Мы ищем предметы культа… Старые, а еще лучше – старинные и древние.

– Так вы, наверное, алтарь ищете! – подскочила Юлька. – Ну тот, на Маям-Рафе, – она осеклась, заметив, что этнографы смотрят на нее с неприятным вниманием. Застеснявшись, она беспомощно взглянула на Сергея и поразилась его рассерженному лицу. «Ну чего я такого сказала?» – подумала она, отодвигаясь от костра в темноту. Сергей отвернулся от нее и напряженно уставился на неподвижного здоровяка.

– Какая догадливая девочка, – сладко улыбнулся профессор. – Именно алтарь, именно на Маям-Рафе!

– Очень, очень древнее сооружение, – с воодушевлением подхватил студент, не обращая внимания на хмурые взгляды профессора. – Есть гипотеза, что это остатки древнего, истинного культа медведя, который потом тысячелетиями пародировали местные жители… или хранили, спасая остатки знания.

– Опять медведи, – раздраженно заметила Таисия Михайловна. Но молодой этнограф явно сел на любимого конька и остановиться теперь не мог.

– Проблема медведя серьезнее и шире, чем может показаться на первый взгляд! – запальчиво ответил он. Профессор толкнул его коленом, но студента уже несло. – Знаете, культ медведя сейчас интересует всех этнографов. Недавно лингвисты наконец нашли древний корень, означающий изначальное имя медведя, и… – он перехватил взгляд профессора и поспешно сказал: – Впрочем, неспециалистам это будет скучно.

Юлька перестала слушать. Она вдруг обнаружила себя рядом с Сергеем: их колени соприкасались, и Юлька, вертясь и ерзая, то и дело задевала макушкой его щеку. Обмирая, она придвинулась чуть ближе, задела его ладонь…

– Неудобно? – заботливо повернулся к ней геолог. – Пересаживайся, здесь ровнее.

Он встал и тихо шепнул что-то Дмитрию. Машинально передвинувшись на нагретое Сергеем место, Юлька оглушенно смотрела, как он с начальником уходит в темноту. Очнувшись, она вскочила и побежала в палатку, из последних сил сдерживая слезы разочарования.