Маргарита Епатко - Путь Грома

Девочка проводила маму до двери, прошлась по квартире и вернулась в детскую. В углу рядом с окном ее терпеливо ожидал черный человек.

– Она опередила нас, – горько усмехнулась Маша. – С папой все будет хорошо. А вот со мной, по-видимому, не очень.

Из угла повело сочувствием.

– Спасибо, конечно, но самое худшее, что я могу сейчас сделать – это начать жалеть себя, – и Маша заканючила, закрыв глаза руками.

– Бедная маленькая ведьмочка. Всего двенадцать часов не дожила до своего семилетия! – она хитро выглянула из под ладошек, чтобы насладиться произведенным эффектом.

Девочка увидела, что черный человек висит рядом с ней. Ледяная рука легла к ней на голову, желая утешить.

– Ты добрый! – посмотрела ему в лицо Маша. – Жаль, что смерть нельзя обмануть или договориться с ней.

Ей показалось, что человек в черном смеется. Он наклонился к ней поближе и прошелестел.

– Зато с ней можно сыграть в четыре руки. Не бойся. Я рядом. Тебе не будет больно.

– Я тебе верю, – девочка пожала ледяную ладонь. – Сейчас только еще несколько строчек в блокноте. Я ведь обязательно должна вернуться к мамочке. Помнишь, ты говорил как это сделать.

Девочка старательно вписывала в блокнот строчки. Потом положила его рядом с собой и повернулась к двери.

– Ты то же ее слышишь? – обратилась она к черному человеку. – И не надо меня утешать. Это не может быть няня или домработница. Им ни к чему лишние волнения. Я отправила их на кухню пить чай.

Легкие шаги послышались рядом с детской. Вот дверь легко скрипнула и открылась. Черный человек подплыл к девочке сзади и положил ей руки на плечи. Дикий звериный вой пронесся по квартире. Алина стояла и визжала рядом с лежащей на полу девочкой. Кто-то только что украл ее добычу, оставив ей только розовый блокнот с куклой Барби на обложке.

Илья закрыл блокнот, и поток образов исчез. Нора лежала, закрыв морду лапами. У Параскевы по лицу текли слезы, и даже Рыжик, отвернувшись в угол, хлюпал носом.

– Эту тварь надо остановить, – повернулся он к Илье.

– Мы обязательно ее остановим. Только надо хорошо подготовиться. – колдун посмотрел на детский блокнот. – Но сначала надо освободить малышку.

Он подошел к печи, в которой лежали дрова.

– Настало время затопить печь по-настоящему, – Илья протянул руку, и деревяшки запылали, потрескивая. Он задумчиво повертел блокнот в руках и бросил его в огонь.

– Что ты делаешь? – вскрикнула Параскева.

– Освобождаю девочку. Она должна вернуться, – и, видя непонимающее лицо Параскевы, пояснил. – Последние несколько строчек Маша написала кровью. Она решила остаться с мамой хотя бы привидением.

И тут из печки повалил дым. Все закашлялись. Рыжик бросился открывать дверь.

– Ты бы хоть дымоход почистил, прежде чем печь зажигать, – проворчал он.

– Все у вас в порядке с дымоходом, – сотканная из дыма и света девочка появилась рядом с заслонкой. – Я не могла уйти, не сказав спасибо.

Она, прощаясь, помахала им ладошкой и вдруг хитро улыбнулась.

– Вот мама удивится, узнав, что она уже на четвертом месяце. И теперь дядя Степа будет моим папой по-настоящему, – и привидение исчезло.

Колдун уже второй час безрезультатно просматривал все книги разложенные Параскевой на столе. Сначала он просто их перетряхивал. Потом перелистывал аккуратно каждую лист за листиком, но вскоре, оставив бесплодные попытки, тяжело вздохнул.

– Это действительно все, что вы с Настей притащили с чердака? – в десятый раз переспросил он у Параскевы.

– Может, наконец, расскажешь, что ты ищешь? – поинтересовалась Параскева.

– Это все? – упрямо повторил Илья.

– Да. Все что принесли, здесь положили, – казалось, терпению Параскевы не будет конца. С тех пор как колдуна принесли беспомощного с опушки леса, она резко изменила к нему отношение. Будто не он ее отец, а она его мать, бесконечно терпящая причуды неразумного дитяти.

– Может еще раз на чердаке поискать? Только скажи, что надо-то?

– Я карту ищу, – нехотя произнес колдун. – Небольшая такая, с мою ладонь. Сделана из пергамента хорошей выделки. Потому тонкая, как лист бумаги, а на ощупь мягкая, как шелк. Может, я ее в корешок книги сложил? – он задумчиво потер подбородок и взял в руки очередную книгу.

– Зачем тебе карта? – удивилась Параскева – Ты же без всяких книг и карт дорогу находишь. Что нужно, итак узнаешь.

– Только не дорогу в тридесятое царство, – пробормотал Илья. – Понимаешь, если бы я сейчас был у себя, в общем, в том месте, где я родился, то нашел бы туда дорогу без труда. А здесь без карты не обойтись.

Он отложил книгу в сторону и взял следующую для осмотра.

– Илюша, – Параскева подошла к нему и обеспокоено положила руку на лоб. – Хочешь настой приготовлю, успокоительный. Я, конечно, понимаю: ты не такой как все. Можешь многое, знаешь кучу всего. Но не стоит при этом путать реальную жизнь и сказку.

Она хотела добавить что-то еще, но осеклась, пытаясь подобрать слова, которые бы не звучали обидно.

Илья положил книгу на стол и внимательно посмотрел на старуху.

– М-да, ничто человеческое нам не чуждо, – протянул он. – Знаешь, доченька, меня всегда удивляла потрясающая способность людей не замечать то, что они не могут объяснить. Хотя я всегда считал, что это довольно трусливо: делать вид, что нет вещей, не вписывающихся в твое представление об окружающем мире.

– Ты точно еще не пришел себя, – Параскева озабоченно покачала головой.

– Я чувствую себя замечательно. И, пожалуйста, хватит относиться ко мне как к больному ребенку. Я говорю о том, что ты переняла неразумную людскую привычку не замечать очевидного. И если людей я могу еще понять: у них это что-то вроде защитной реакции. Но такое трусливое упрямство моей дочери меня раздражает. О какой реальной жизни ты говоришь? Твоему отцу несколько сотен лет. Ты охраняешь лес, в котором живут лешие и русалки. И сама, между прочим, спасла от неминуемой смерти и вырастила двух оборотней. Вот это реальная жизнь! По крайней мере, для тебя.

– Ну, разошелся. – Параскева отошла от него и, поджав губы, села на лавку у стены.

– Ладно, не сердись, – Илья уже сожалел о вспышке гнева.

– Я и не сержусь, – Параскева отвернулась к стене, смахнув некстати выступившую слезу. – Только выдел бы ты себя в бреду. Совсем больной был. Из лесу в город рвался. Чушь всякую нес.

– Я уже поправился, – колдун подошел и сел рядом с дочерью. – Все уже хорошо, – он обнял ее за плечи и, притянув к себе, заглянул в глаза. – Правда, хорошо.

– Да, знаю я, – погладила его по щеке Параскева. – Здесь знаю, – она показала рукой на лоб, – а здесь болит, – она приложила руку к груди. И вздохнув, добавила: – Как бы не вышло чего, сны плохие сняться.