Виктор Федоров - Меч и щит

И гуань, и воины, по-видимому, нисколько не сомневались, что Агнар так и сделает, и поэтому очень растерялись, когда он бросился на них с ножом. Сразив первого ударом в горло, Агнар выхватил из мертвых рук алебарду и свалил сразу двоих, ударив одного клинком по горлу, а другого древком в живот. Двое оставшихся воинов опомнились и бросились к Агнару, собираясь заколоть его, но тот высоко подпрыгнул и, взмахнув алебардой, снес одному голову, а в конце прыжка ударил ногами по древку оружия другого и сломал его. Воин бросил обломок в Агнара и схватился за меч, но Агнар легко увернулся и заколол врага. А потом развернулся на пятке и двинулся с алебардой наперевес на начальника этих воинов, который, в отличие от них, опомнился только теперь. И то, видимо, не до конца, потому не выхватил меч, а вместо этого закричал: «Меня нельзя обижать, я — гуань!» — и Агнар убил его. А потом убил и поднявшегося с земли последнего воина. Затем двинулся было дальше, но кто-то видел, как он убил гуаня и воинов, и предупредил всю округу дымом над башней. И уже у следующего постоялого двора Агнара поджидало столько воинов, что тот предпочел отступить и попытался идти по залитым водой рисовым полям. Но императорские стражники преследовали его и там, притом весьма усердно. Они вели себя так, словно убитые воины и гуань были их родичами. О караванном пути в Баратию Агнару пришлось забыть — даже если бы удалось добраться до этой дороги, его непременно опознали бы проверяющие груз гуани, которые тоже полагали, что государственных людей нельзя обижать.

Тогда Агнар попытался уйти на север к хуграм или на северо-восток к яматам, но каждый раз наталкивался на заслоны пограничной стражи и с трудом отрывался от погони. Преследователи загнали его в глубь Джунгарии, и там за него снова взялись люди тайпэна. Агнар метался в поисках выхода, но безуспешно. И тогда он решился совершить то, что до него не совершал никто и никогда, — перебраться в Баратию прямо через Заснеженные горы.

В отличие от нас с Мечиславом, на Фланнери эти слова произвели глубокое впечатление.

— Вы там не бывали, — сказал он в ответ на наши вопросительные взгляды. — А я их видал! Я прожил там несколько месяцев в обители мудрецов. Можете мне поверить — они очень высокие. Миль десять высотой, а то и больше. Там никогда не тают снега, даже на перевалах. Агнар действительно первый и единственный, кому удалось перевалить через Заснеженные горы.

Я взглянул на Агнара с новым уважением. Да, этот охотник за удачей — птицей цвета ультрамарин, — явно уступал нам только в росте. А он знай себе рассказывал о том, какие трудности подстерегали его в горах и как он был вынужден бросить в какую-то расселину отягощавшее его золото. А потом он поднялся на такую высоту, где не водилось никакой живности, где были только снег и камни. И ему пришлось съесть прирученного им зверька, которого он ранее не упоминал ни единым словом, а теперь стал горевать о нем чуть ли не сильнее, чем о потерянном золоте. Сей зверек помогал Агнару в его многотрудной деятельности.

— Ведь он был такой замечательный! — сокрушался наш брат. — Столько всего умел! Вытащить ключи из-под подушки и вынести их из хорошо охраняемого дома было для него сущим пустяком! Такой ученый, такой смышленый! И вот пришлось его…

И тут в кувшине с вином позади Мечислава раздалось подозрительное бульканье. Тот мигом сунул руку и вытащил за шкирку снемуса, ставшего кроваво-красным от вина.

А Агнар при виде него стал снежно-белым.

— Но ведь я же тебя съел! — прошептал он. — Там, в Заснеженных горах, всего целиком! Откуда ты взялся?!

— Значит, зверек твой был снемусом, — заключил я, обращаясь к потрясенному Агнару, тогда как Мечислав осторожно поставил малыша перед нашим бывалым братом, смотревшим на зверька как на нечто небывалое. — Не волнуйся, это не твой снемус, это, как выражается Мечислав, кадук, доставшийся нам от покойных колдунов.

— От каких колдунов? — непонимающе посмотрел на меня Агнар.

— Ах да, мы же еще не рассказали про них. Позавчера ночью они пытались… — И я поведал о нашей схватке с нейромантами, а Мечислав и Фланнери изредка, вставляли словечко-другое, дополняя мою краткую повесть. За время рассказа Агнар понемногу оправился от потрясения и, протянув руку, робко погладил снемуса. Тот бесцеремонно открыл рот и высунул язычок, показывая, что ласка — дело хорошее, но когда же его будут кормить?

Агнар взял блюдо с мясом и стал, отрезая Кайкэном мелкие кусочки, скармливать их снемусу. Тот съел едва ли не больше, чем весил сам, и, насытившись, улегся на спину, милостиво разрешив Агнару погладить себя по животу. Видя, с каким трепетом тот гладит, я откашлялся и сказал:

— У Глейвингов есть еще один обычай. Встретив брата и разделив с ним трапезу, у нас принято делать ему какой-нибудь подарок. И поскольку этот кадук — наш общий, мы и хотим подарить его тебе от нас троих. Не правда ли? — Я посмотрел на Фланери с Мечиславом.

Те склонили головы, а Мечислав еще и хлопнул Агнара по плечу, добавив:

— Ну теперь он твой, вот ты и заботься о его прокорме… и его пропое.

— Спасибо, — дрогнувшим голосом поблагодарил нас Агнар.

— Ладно, рассказывай дальше, а то время уже позднее, — поторопил его Фланнери.

Агнар пожал плечами:

— Да больше рассказывать не о чем. Я пробрался незамеченным через Баратию, где меня никто не искал, а потом двинулся через Чусон к Тар-Хагарту, сам не знаю зачем. Несколько дней я тут осматривался, а ночевал задарма в пустующих румах этой таверны. Услышав ваши шаги, я поспешил забраться под потолок и устроился между балками, рассчитывая дождаться, когда вы отвлечетесь или выйдете ужинать, и перебраться в другой свободный рум. Но разговор ваш показался крайне интересным, и я заслушался. Так что сага об Агнаре на этом пока заканчивается.

— Почему — пока? — не понял Мечислав.

— Но ведь я же еще не умер, — логично объяснил Агнар. — И теперь, когда я встретился с вами, моя сага продолжится, будем надеяться, с большей удачей для меня.

Поскольку все уже с трудом сдерживали зевоту, обсуждать далеко идущие планы этого искателя счастья никому не хотелось, и мы расстелили тюфяки и улеглись спать, укрывшись кто плащом (Мечислав), кто одеялом (я), а кто вообще ничем (Фланнери). Агнару же тюфяка не досталось, и он лег спать на полу.

— Подъем! Вас ждут великие дела! — гаркнули у меня над ухом.

Открыв глаза, я увидел, что местоимение множественного числа относится ко мне с Мечиславом, поскольку Фланнери и Агнар уже давно встали. Во всяком случае, еды и вина они принесли только для двоих и, значит, сами уже успели позавтракать внизу.

Вино оказалось очень кстати: хуже невыспавшегося Мечислава только Мечислав, мучимый похмельем. Он тут же ополовинил кувшин и отдал мне, вспомнив, что я тоже нуждаюсь в опохмелке. После чего мы спокойно приступили к завтраку, состоящему главным образом из хлеба и местного сыра, который показался мне чересчур острым, но вполне съедобным. Снемусу такой должен понравиться.