Тим Доннел - Подземелья Редборна

— Ну, нет, ты у меня проснешься! Солнце уже высоко, а ты все дрыхнешь, как герцог! Хотя я думаю, что и герцог уже давно уже встал!

С этими словами Конан взял большой кувшин с водой, скромно стоявший в углу, стащил Рыжего Бёрри с постели на пол и стал щедро поливать его голову. Храп тут же прекратился, мутные глаза на мгновение приоткрылись, рука заскребла по доскам пола, как бы перебирая струны невидимой эрты, и комната огласилась воплем:

— Нас было восемь за столом… Тра-ля-ля да тра-ля-ля! К утру остался я один… Тра-ля-ля… хр-р-р…

Конан еще разок плеснул приятелю в лицо водой из кувшина и услышал продолжение:

— … А остальные под столом… Тра-ля-ля да тра-ля-ля! Эй, каналья, ты что мне льешь в кубок?! Я воду пил только в детстве да еще в прошлом году, когда фляга прохудилась… нет, отвязалась… нет, вино слишком быстро кончилось, а я все ехал… ехал… ехал… хр-рр…

Уже не в силах удержаться от смеха, Конан выплеснул ему на голову добрую половину кувшина и вдруг услышал:

— Я уже проснулся. Все помню. Пора вставать. Надо идти к оружейнику, а то настает вечер. А чтобы идти, опять же надо встать. Конан, ты что, не догадался послать девчонку за вином?! Пусть несет, а я еще досплю…

Веселая служанка быстро притащила полный кувшин, и Бёрри, едва услышав, как она наливает вино, сразу стал подниматься на четвереньки:

— Ну-ка, ну-ка, птичка, сюда, ко мне поближе… Давай, где там кубок?

Он с закрытыми глазами ловил рукой воздух, а служанка, смеясь, водила кубком перед его носом. Наконец он разлепил веки и стал вертеть головой, следя за ее движениями.

— Ну, зачем же сразу два? Давай сначала один, потом другой… Нет, я скажу Лису, что у него бестолковые служанки, ничего толком не умеют!

Конан силой всунул кубок в его блуждающую руку и поднес к жаждущему рту. Мгновение — и он опустел. Девчонка налила еще, и этот опустел так же быстро.

— Все. Теперь можно вставать. Похоже, я уже умылся, так что, голубка, дай-ка мне полотенце! И принеси чего-нибудь поесть. — Он посмотрел на Конана почти совсем прояснившимися глазами и ухмыльнулся: — Забыл тебя предупредить, что по утрам у меня очень крепкий сон! Матушка, помню, пока добудится, так все кулаки об меня отобьет, а поленом будить жалела… Добрая она у меня была… Ну, так что, поедим и пойдем?

— Что-то гляжу я на тебя, Рыжий, и думаю: как еще примет нас твой «крепкий орешек», ведь ты говорил, что он и для герцога делал доспехи, и для заезжих рыцарей? А с тебя вон до сих пор капает… И штаны… Кром! Бёрри, ты что, вчера барашка из блюда себе на колени переложил? Ну и пятно! Тебя в таких штанах и близко нельзя подпускать к приличным лавкам!

— Ха, штаны! Подумаешь, штаны! — Бёрри был явно задет насмешкой, но жаркое уплетал с большим удовольствием, облизывая жирные пальцы и вытирая их о безрукавку. — Штаны ему мои не нравятся! Доедай, и пошли, я покажу тебе, кто такой Рыжий Бёрри!

Он еще долго не мог успокоиться и все продолжал ворчать, пока они наконец не вышли из харчевни. На улице Бёрри немного постоял, как бы что-то вспоминая, потом расцвел улыбкой и уверенно пошел вперед. Конан шагал рядом, с удовольствием посматривая на этого лохматого пьяницу с бездонной утробой, которого любили во всех харчевнях и который везде был дома.

Изрядно поплутав, они оказались в каком-то тупичке, где крыши чистеньких домов мирно выглядывали из густой зелени.

— Слушай, друг, ты куда меня завел? С каких это пор оружейники селятся в таких углах? Где тут кузница, где мастерские?

— Погоди, всему свое время! Ты там что-то говорил про мои штаны, да? Может, и моя рубашка, и моя прекрасная безрукавка тебе тоже не по вкусу? Может, и башмаки такие не смеют ступать по славным улицам Мэноры? — Он говорил сердито, притопывал ногой и размахивал руками, а серые глаза искрились такой плутовской усмешкой, что Конан, ничего не понимая, только развел руками:

— Так ты что, завел меня сюда, чтобы поговорить о своем наряде? Вижу, что кувшина холодной воды тебе было маловато, чтобы проснуться! Надо было тебя еще поленом приголубить, тогда бы вспомнил, куда меня ведешь! Эх, и зачем я с тобой только связался, бочка ты бездонная!

Конан уже хотел было повернуться и уйти, но Бёрри вдруг расхохотался, хлопнул киммерийца по плечу и сказал:

— Подожди здесь немного, скоро пойдем к оружейнику. Это отсюда совсем недалеко! — И проскользнул в калитку.

Конан задумчиво побродил по заросшей лопухами улочке, полюбовался яблонями, ветви которых пригибались к самой земле под тяжестью румяных плодов, спугнул двух готовых вцепиться друг в друга котов и, услышав негромкий разговор, вернулся к калитке, за которой скрылся Рыжий Бёрри. Взглянув в сад поверх невысокой ограды, он в изумлении присвистнул и спрятался за стволом высокого дерева, росшего неподалеку.

По саду от дома важно вышагивал рыжий щеголь с тщательно расчесанными кудрями, в маленькой синей бархатной шапке, лихо сдвинутой на ухо. Белоснежная рубашка, добротные синие штаны, заправленные в новенькие сапоги, и расшитая золотым шнуром безрукавка делали его совершенно неотразимым.

Рядом с ним, не сводя с Бёрри сияющих влюбленных глаз, шла пышная красотка, уже не очень молоденькая, но все еще аппетитная. Видно было, что больше всего на свете ей хочется повиснуть на шее у рыжего плута.

— Да приду я, приду к тебе вечером. Ведь я только что с лошади — и сразу к тебе! Только о тебе весь год и думал, радость моя! Нет, нет, не висни на мне сейчас, у меня важное дело в городе. Жди меня, как стемнеет! — И он смачно поцеловал красавицу в румяные губы.

— Бёрри, шалопай ты этакий, знаешь ведь, как я тебя люблю! Буду ждать, твое любимое вино у меня к празднику всегда наготове!

— Ну, хоть и не уходи! И ты сама, и вино, и гуся, небось, зажаришь, а?

— Да уж зажарю! — Она засмеялась и все-таки повисла у него на шее.

Конан стоял за деревом и с удовольствием наблюдал, как Бёрри отчаянно вырывается из ее пылких объятий. Наконец он освободился и бросился к калитке, махнув на прощание рукой:

— Главное, про гуся не забудь!

Он выскочил за калитку, увидел Конана и, беззвучно смеясь, ткнул его в бок кулаком. Отойдя от дома подальше, они расхохотались во весь голос.

— Кто тут был недоволен моим видом? Кого тут не устраивали мои прекрасные штаны? Нет, друг, хоть ты и силен и, может быть, даже хитер, но по сравнению с Рыжим Бёрри ты — сопливый младенец! Пошли к оружейнику, и предоставь все разговоры мне, понял?

Пока они выбирались из тихих улиц окраины, Конан шел, не переставая удивляться перемене, происшедшей с его спутником. От ленивой походки вразвалку не осталось и следа — рыжий молодчик шагал бодро и упруго, и его голос, когда он рассказывал о своей прекрасной вдовушке, хранительнице парадного наряда, звучал густо и сочно. Конан вспомнил, что как раз это поразило его в первый же вечер, когда они приехали в Мэнору.