Тим Доннел - Подземелья Редборна

— Ну как, киммериец, хорош герцогский конь? А меч, гляди, и того лучше! Но самое лучшее знаешь что?! Нежный взгляд прекрасной дамы! — Его издевательский смех слился с пением труб, и ворота распахнулись, впуская противников на Ристалище.

Горячая кровь ударила Конану в виски, забилась в ладонях, рука готова была тут же выхватить меч, но герольды гарцевали у ворот, провожая соперников на середину поля, где их ждал Верховный Жрец.

Спешившись, они подошли ближе и, обменявшись тяжелыми взглядами, преклонили колени, опустив мечи на песок. Жрец стоял запрокинув голову и широко открытыми глазами вглядывался в хмурые небеса. Ветер трепал его волосы, развевал широкие одежды, а он все молчал, словно ожидая чего-то.

На смену серым утренним облакам приползли издалека угрюмые темные тучи, обложив весь горизонт. Кое-где беззвучно сверкали молнии, обещая близкую грозу. Но Жрец не торопился. Наконец он вздохнул и перевел взгляд на рыцарей, застывших перед ним. Подняв жезл, служитель Митры протянул его в сторону киммерийца:

— Конан, воин из Киммерии, поклянись Пресветлому Митре честно вести решающий бой!

— Клянусь!

— Ферндин, воин из Заморы, поклянись Пресветлому Митре честно вести решающий бой!

— Клянусь!

Брызги душистой воды вновь окропили головы бойцов, и Верховный Жрец, в последний раз встряхнув мокрой рукой, торжественно удалился под своды деревянного храма. Там ему, так же как и герцогу, было приготовлено высокое кресло, откуда Жрец неотрывно следил за поединками.

— Знак Птицы, Конан из Киммерии, и Знак Змеи, Ферндин из Заморы, по воле Всеблагого Митры сходятся в Священном поединке! — оглушительно провозгласил — Гордион.

Сегодня ему останется лишь прокричать имя победителя — и его власть над замершей толпой закончится до следующего года.

Под звуки труб соперники разъехались в противоположные концы поля и замерли, ожидая, когда герцог бросит мяч. Но он медлил так же, как несколько мгновений назад медлил Верховный Жрец. Тучи, все ближе подбиравшиеся к Ристалищу, тревожили его не меньше, чем служителя Митры.

— Сколько я помню, в дни турниров никогда не бывало гроз! Но пора начинать, иначе хлынет дождь и воинам будет трудно сражаться!

Мяч полетел на песок, взревели трубы, и всадники яростно бросились навстречу друг другу.

Если вчера Конан сражался играя, не чувствуя перед собой достойного противника, способного в полной мере потягаться с ним мощью и боевым искусством, то теперь с первых же мгновений боя он почувствовал в Ферндине силу, не уступающую его собственной. Несмотря на то что замориец был уже северянина в кости, его удары обрушивались на Конана, как тяжелый горный обвал. Из-под золоченого шлема сверкали ненавистью желтые глаза, и ни тени улыбки не было на злобно оскалившихся губах.

Конан ловко отбивал коварные удары соперника, но и тот не пропускал ни одного выпада киммерийца.

Утреннее оцепенение как ветром сдуло с толпы зрителей. Теперь все жители Мэноры, собравшиеся вокруг Ристалища, вопили, словно одна большая глотка:

— Ко-о-онан! Р-р-руби! Ко-о-онан!

Бойцы кружили, сомкнув мечи, и старались тяжестью тела столкнуть противника с коня. Но их силы оказались равны, и ни один не смог одолеть другого. Наконец бойцы снова разъехались в противоположные концы Ристалища, чтобы сшибиться в атаке.

Кони, хрипя и роняя с губ пену, ринулись навстречу друг другу. Казалось, два смерча несутся по полю, чтобы, столкнувшись, завертеться в смертельной пляске. Со звоном ударились мечи, бойцы, рыча, рубились, пытаясь найти хоть одно слабое место в обороне противника. Но вдруг вороной взвился на дыбы, и рыцарь в черненых доспехах, едва успев освободиться от стремян, ловко соскочил на землю. Жеребец, мотая головой, испуганно отбежал в сторону, волоча седло и попону, лопнувшая подпруга змеей тащилась по песку вслед за ним.

Полустон-полувздох пронесся по Ристалищу, и стало так тихо, что было слышно шумное дыхание бойцов и жалобное ржание черного коня.

Конан неподвижно стоял, готовясь принять удар торжествующего соперника, а тот, с коротким гортанным криком развернул коня и помчался на северянина, занося меч для удара.

Конану не раз приходилось выпутываться и не из таких передряг, и необходимость сражаться пешим с конным противником не грозила киммерийцу безусловным поражением. В конце концов, всегда побеждает тот, у кого сильнее воля и лучше оружие. А уж в добром мече мастера Кларса варвар был уверен, как в себе самом. Вчерашний день лишь подтвердил, какое сокровище ему досталось, — три боя, невесть сколько крепких ударов, а клинок сиял как новенький, и ни одной царапины не увидел на лезвии зоркий взгляд киммерийца.

И сейчас Конан был готов принять любой удар противника. Ферндин с воплем несся, привстав в стременах, желая обрушить на варвара всю силу своей ярости. Мечи столкнулись, но в тишине вместо острого звона скрестившихся клинков раздался зловещий скрежет и треск, и киммериец с изумлением увидел, что сжимает в кулаке одну рукоять с зазубренным обломком. Он в бешенстве зарычал, как раненый зверь:

— Кр-р-ром! Проклятие! — И, оценивая взглядом расстояние, отделявшее его от врага, сделал шаг в сторону коня. Нет! Ферндин, смеясь и скаля острые зубы, уже вновь развернулся, чтобы последним ударом разделаться с противником, а вороной, волоча по земле седло и притороченную к нему булаву, отбежал далеко к ограде. Бесполезно! У пояса висел лишь кинжал, и Конан выхватил его из ножен в надежде на свое искусство. Неуловимый бросок — и маленький острый клинок вопьется в шею противника, сделав то, что не смог сделать меч. Серебристой осой полетел кинжал навстречу врагу, но, ударившись о щит, молниеносно заслонивший Ферндина, бессильно упал на песок. Киммериец, пеший и безоружный, сжав в кулаки могучие руки, сверкая ненавидящими глазами, был страшен, как огромный загнанный зверь. Он хотел было, поднырнув под морду коня, рвануть за узду и повалить всадника на песок, как ему не раз доводилось делать в неравных битвах, но удар вражеского клинка опередил его. Острая сталь с размаху вонзилась северянину в незащищенное доспехами горло — это был излюбленный удар Ферндина, доставлявший ему всегда особенное удовольствие. Хрип, смешавшись с последним проклятием, вырвался из рассеченного горла, и киммериец, обливаясь горячей кровью, медленно осел на землю.

Гроза за время поединка подобралась совсем близко. Никто не обращал внимания на сверкание молний и отдаленное ворчание грома. Но сейчас, когда глаза всех, собравшихся на Ристалище, были прикованы к неподвижному телу, распростертому на песке, стал слышен и свист ветра, рвущего листья с деревьев, и стук первых тяжелых капель дождя.