Морис Делез - Слуги паука 3. Время полной луны

— Понятно. — Северянин кивнул.

— Да, — согласился Мэгил, — вот только куда она спряталась, я понятия не имею.

— Не имеет значения,— отмахнулся киммериец,— я хотел сказать тебе о другом. Вернее, попросить: присматривай за ней — она ни в коем случае не должна появляться на улице.

— А я-то и не догадывался! — восхищенно всплеснул руками жрец.

— Вот и славно, — спокойно согласился Конан.

Он ушел в свою комнату, с размаху бросился на кровать и попытался отключиться. Это ему удалось достаточно быстро, но отделаться от тяжелых мыслей он не смог даже во сне. В какой-то миг они всплыли из подсознания в виде сонных видений, которые несли на себе странный отпечаток реальности. Он вновь увидел Сурию, почувствовал, как руки ее ласкают его грудь, его лицо. Его передергивало от этих прикосновений, словно то были не нежные руки девушки, а отвратительные щупальца холодного скользкого гада.

Он почувствовал на лице ее горячие поцелуи, которые казались ему отвратительными, липкими и в то же время обжигающими прикосновениями медузы. Его передергивало от отвращения, и приступы эти становились все чаще и чаще, пока в какой-то миг он не понял с ужасом, что это не спазмы отвращения, а едва сдерживаемая страсть, бурно рвущаяся наружу.

Он сжал гибкий девичий стан и навалился на него всем телом, пытаясь прекратить это безумие, когда вдруг почувствовал странную раздвоенность: словно одновременно сжимает девушку в объятиях и в то же время лежит в собственной постели на спине. Именно в это мгновение он понял, что просыпается.

Конан резко открыл глаза, и пробуждение его оказалось подобным взрыву. Он почувствовал на себе пылающее огнем тело Миллы, и вместе с облегчением на него навалилась новая, теперь уже неодолимая волна страсти. Все смешалось перед глазами и в голове киммерийца — сон и явь, ненависть и любовь.

Медленно, но неохотно неистовое забытье отпустило их тела, уступив место блаженной истоме, вместе с которой понемногу возвращалась и способность мыслить.

— Мне показалось, что ты хотел прогнать меня, любимый,— нежно прошептала она.— Почему?

Она прижалась к его могучей груди, все еще дрожа, и заглянула в глаза. Киммерийцу не нравился этот разговор, но ни увильнуть от него, ни солгать он не имел права.

— Мне приснилось, что ты — Сурия.

— Ты… Ты собираешься идти к ней? — едва слышно шепнула она, и крупные слезы сами собой покатились по девичьим щекам.— Конан, миленький, не ходи к ней! — Плача, она покрывала лицо киммерийца поцелуями.— Умоляю тебя — не ходи! — лихорадочно повторяла она.— Я знаю эту проклятую девку. Она коварна и жестока! Она колдунья! Она готова поцеловать и тут же воткнуть нож в спину! Не ходи к ней, Конан!

— У меня нет выбора.— Киммериец вздохнул и недовольно поморщился, не зная, как успокоить девушку.— Тефилус нанял меня, чтобы освободить Мелию, а Сурия — единственный ключ к воротам дворца.

— Еще и эта! — Милла вскочила на него верхом и ударила кулачками в грудь.— Скажи мне: ты любишь ее? — Слезы на лице девушки мгновенно высохли, уступив место праведному гневу.

— Перестань! — попытался отмахнуться он.

— Нет, скажи! — продолжала настаивать она.

— Успокойся,— сказал, наконец, киммериец.— Когда она окажется дома, я уйду.

— А меня ты любишь? — Она требовательно смотрела на него, ожидая ответа.

— Ты правда хочешь это знать? — ухмыльнулся северянин.

— Д-да,— поколебавшись и уже не столь уверенно ответила она, с тревогой вглядываясь в его лицо, но хитрый киммериец лишь улыбнулся еще шире, ведь в распоряжении его было простое, но безотказное средство, при помощи которого можно было уверить в своей искренности любую женщину.

Он просто обнял ее, привлек к себе и заглянул в ставшие неожиданно огромными девичьи глаза. Губы его нежно коснулись ее губ. Ее тело мгновенно отозвалось на ласку, но он бережно отстранил ее и прошептал:

— Я должен еще что-то объяснять?

Вместо ответа она со стоном прильнула к нему, чувствуя, что уже не владеет собой, а тело ее вновь разгорается в лихорадочном пламени любовного огня и покорные мысли безропотно уступают место неудержимым желаниям.

Халдон притаился, забившись в самый дальний и темный угол Среднего зала пещеры, в сотый уже раз припоминая происшедшее с ним за последние дни и не в силах понять, то ли ему здорово везет, то ли, напротив, преследуют неудачи.

Он вспомнил, теперь уже вполне равнодушно, о том ужасе, который испытал, добравшись до самого конца Пасти Нергала и впервые увидев разгромленный вход в пещеру, ведущую в Сура-Зуд. И тут ему снова повезло. Не замеченный никем, он пробрался внутрь и, прячась в густой тени, смог просочиться мимо спавших вповалку зуагиров, которыми была забита, казалось, вся пещера. Стоял тот благословенный предрассветный час, когда сон особенно крепок и глаза против воли смыкаются даже у самых выносливых. Он понимал, что это редкая удача.

Появись он здесь чуть раньше или немного позже, и вряд ли бы ему удалось пробраться внутрь, а ведь это было очень важно. Впопыхах жрец совершенно забыл о четырех мертвых дозорных, оставшихся далеко позади, но утром их должны сменить, и тогда проклятые начнут искать того, кто прикончил их соплеменников. Какое счастье, что он сумел отыскать это маленькое убежище! Он сидел здесь уже четвертый день. С десяток раз за это время пытался он уйти вперед, но натыкался на пост, и ему приходилось снова прятаться.

Решив еще раз испытать судьбу на рассвете, он приготовился ко сну, но тут большой отряд храмовой стражи в полном облачении прошествовал из Сура-Зуда к входу. Он вздохнул с облегчением, решив, что наконец-то кончилось его заключение, и совсем уже собрался выбраться из укрытия, но что-то удержало его. Внутренний голос шепнул, что лучше пока не высовываться.

Так оно и оказалось. Совершенно неожиданно зуагиры напали с двух сторон на колонну, насчитывавшую несколько сотен прекрасно обученных воинов, выбрав местом решительного сражения Средний зал, в одном из самых дальних и темных уголков которого обосновался он сам. Но ни выучка, ни боевой опыт не спасли стражников, и внезапно вспыхнувшая битва вскоре перешла в откровенную резню. Зуагиры расправились с врагами так лихо, словно им помогали все боги сразу.

Остаток ночи и все следующее утро зуагиры выносили трупы и вылавливали затаившихся, которых оказалось гораздо больше, чем думалось Халдону. Это было воистину страшное время, но ему опять повезло, и Халдона не нашли. Именно тогда он решил, что не иначе как сам Затх встал на его защиту и ведет своего избранника к намеченной им цели. Окончательно успокоенный этой мыслью, он заснул со счастливой улыбкой на губах.