Грегори Арчер - Конан и пророк Тьмы

Со своим новым знакомым Конан проверил, заперты ли выходящие на улицу ворота и калитка, навешен ли замок на дверь, ведущую в женскую и детскую половины дома, отсекая, таким образом, всяческие неожиданности с этой стороны. Навестили они и погреб, вернувшись оттуда с корзинками со снедью и кувшином лучшего, как уверял приказчик, из хранящегося у купчишки вин — белого кофского десятилетней выдержки.

Зал для трапез и бесед окнами удобно выходил на уличные ворота и калитку — если и ждать опасных гостей, то именно с этой стороны.

— Здесь и дождемся темноты… Если дадут дождаться.— Конан обращался к амазонке, забравшейся на один из низеньких, заваленный атласными подушками диванчиков и даже сейчас не расставшейся со своей саблей. Корзинки с едой и кувшины были поставлены в центре комнаты на ковер, в котором ноги утопали по лодыжку. В свою очередь и пол, и стены зала «утопали» в коврах, как и все вокруг выделялось показной вычурной роскошью. Массивные, безвкусные золотые безделушки, на стенах — оружие, усыпанное драгоценными камнями и совершенно бесполезное как для нападения, так и для защиты, ковры, покрывала, подушки, обильно расшитые серебряными и золотыми тесьмами, кистями и перламутром.

— Что скажешь, Фагнир? Не смотри, не смотри на кувшин, как собака на кость. Бегом давай к своему колодцу, таскай воду. Надо смыть с себя дурную вагаранскую кровь.— Киммериец выбрал из груды серебряной, испещренной резьбой посуды два кубка, наполнил их вином. И, подавая один из них своей черноглазой спутнице, сказал:

— Утоли жажду, прекрасная пантера! Пожелаем себе поскорее оказаться за стенами мерзкого города, потом вернуться сюда с армией отборных псов войны и пить из этих кубков не вино, но уже вагаранскую кровь… Хотя нет: она будет кислой на вкус.

Амазонка молча взяла из мужских рук сосуд с вином и быстро, большими жадными глотками осушила его. Тем временем северянин выкладывал из корзин на ковер позаимствованные у запасливого купца яства.

— Я, кажется, начинаю любить этого Махара.— Конан отломил хлеб, положил на него огромный кусок козьего сыра.— Вино отменное, да и брюхо есть чем порадовать. Так, глядишь, я и не убью его, когда он вернется. Присоединяйся, о женщина, не открывающая своего имени! Один лишь Митра ведает, сколько у нас еще в запасе времени.

Но амазонка не присоединилась, не покинула диванные подушки. Зато в зал ворвался Фагнир:

— Готово, господин милосердный гладиатор! Купальная чаша полна!.. Кружечку я заслужил, а?

Конан замахал руками на влетевшего, показывая, чтобы тот не орал как оглашенный, прожевал, что было во рту, проглотил и только тогда смог выговорить:

— Проводишь госпожу гладиаторшу к купальне, тогда получишь. Госпожа ведь желает смыть с себя грязь вагаранских улиц, да?

Варвар глянул на хмурую амазонку, ожидая и на этот раз получит отрицательный ответ. Но нет — та неожиданно кивнула в знак согласия. Поднялась с дивана, прихватив с собой и саблю.

— Если кто нос свой сунет, убью,— сказала она, прежде чем отправиться за услужливо показывающим дорогу Фагниром к комнате, где совершаются в доме купца омовения.

— Очень надо,— пробурчал варвар, наполняя свой кубок вином.— Только этого мне сейчас и не хватает… Странный народ, эти женщины, а уж дикарки — так и подавно.

Вернулся Фагнир, набросился на вино и вместо одной кружечки столь молниеносно влил в себя четыре полных кубка, что пораженный Конан лишь крякнул и развел руками:

— Умеешь, стервец…

В этот миг на ворота со стороны улицы обрушился град Ударов. Расслабленного, благодушно настроенного варвара как не бывало. Фагнир увидел перед собой обтянутого мускулами, готового к любым неожиданностям, опасного, сильного зверя.

В ворота барабанили все настойчивее, раздавались требовательные крики:

— Открывай, стража!

Толчок в спину вывел перепуганного приказчика из столбняка.

— Откроешь. Поговоришь. Ляпнешь не то — тебя первым зарублю, остальных потом.— В шепоте варвара было нечто, что не позволяло сомневаться: как он сказал, так и будет.

На негнущихся ногах, не успев приговорить еще один кубок с белым кофским, Фагнир двинулся прочь из зала.

— Живее! — Короткое слово подхлестнуло приказчика сильнее казацкой плети. Слуга Махара поспешил, насколько позволяло состояние ног и головы.

Конан, кляня себя за то, что пил и жрал, вместо того чтобы наточить меч, выпрыгнул в боковое окно, обежал угол дома и затаился под высоким широким крыльцом, не доходящим до ворот шагов пять. Из этой засады, если потребуется, в два прыжка он окажется у выхода.

— Живее, лентяи! Подохли там, что ли?

— Иду, иду! — Загромыхал отодвигаемый засов, скрипнули петли распахиваемой калитки.

— Чей дом? Кто таков? — Вопросы сопровождались цокотом копыт и звяканьем оружия.

— Дам всем известного купца Махара. Торговца тканями. Я же — его приказчик по имени Фагнир. А самого купца в доме нет.

— Про сбежавшего гладиатора слыхал?

— А как же! Не под землей, чай, живем.

— Подозрительного ничего не видел?

— Никак нет, господин офицер.

— Увидишь, услышишь — зови нас. Не сможешь позвать — зажигай факел, установи на крыше. Про награду слыхал?

— Никак нет, господин офицер.

— Тысяча золотых тому, кто возьмет негодяя живым, полтысячи за мертвого, триста за помощь. Можешь неплохо заработать, дружок… И лучше не продолжай,— и так от тебя несет, как от винного склада. Не то толпы гладиаторов мерещиться начнут.

Раздался дружный смех не менее чем из десятки глоток, а миг спустя — удаляющийся перестук копыт.

— Расквась мне нос, зуб выбей, привяжи к бочке! — взмолился Фагнир, когда запер калитку, обернулся и увидел вышедшего из-за крыльца гладиатора.— У меня чуть сердце от страха не выскочило. Я протрезвел! Совсем! — Он опять рухнул на колени.

— Зуб оставь себе. Заработал. Идем, запру тебя в погребе. Вот тебе доказательство, что здесь был беглый гладиатор; оправдаешься. На, держи. В подарок и в качестве алиби.— И Конан, сняв с головы, швырнул купеческому слуге бронзовый Шлем, сорванный с убитого туранца.

Киммериец заточил Фагнира в погребе, что равносильно, усмехнулся про себя варвар, заточению кошки среди крынок с молоком, и вернулся в покинутый зал. На пороге ведущего в глубь дома проема Конан увидел мокрые следы босых ступней. Значит, услыхав стук и крики, амазонка выбежала посмотреть, что происходит. Обнаженная, с саблей… Красивое, должно быть, зрелище…

Ударом в небольшой медный гонг сатрап Хашид вызвал полуобнаженных девушек с опахалами; омываемый ласковыми волнами прохладного воздуха, он откинулся на шелковые подушки и позволил телу расслабиться. Телу, но не уму. На лице его блуждала довольная ухмылка.