Марина Казанцева - Путь в Селембрис

— Хорошо. — сказал Паф. — Но не спасти принцессу Лён не может. Не имеет права. Иначе ему не вернуться в свой мир. Его принцесса — девочка из другого мира. Как и он сам.

— Вот как? — вяло удивилась Эрифия. — Сейчас посмотрим.

Сухой, как птичья лапа, рукой она смахнула с себя остатки окаменения. И, слегка шатаясь от старости и немощи, пошла по пещере, в которой жила.

— Вот здесь, — она сказала, — стоит старый мой котёл. Давно мы не встречались, сёстры. Давайте, посмотрим, что творится в мире.

Три старых ведьмы сели над пустым котлом, протянули над ним руки и запели песню, ни одного слова из которой ни Лён, ни Паф не знали.

— Идите сюда, посмотрите. — пригласили их.

В черноте едва забрезжило тусклое пятно. Постепенно оно расползлось и в его мутной глубине сгустилась маленькая фигурка. Очертания затвердели, обрели чёткость. И вот Лён видит, наконец, Натинку. Она жива и даже спокойна. Но, очень невесела. В пальцах она вертит тот талисман, что дал ей Гонда. И видение растаяло. Но, тусклое пятно стало наливаться краснотой. Из кровавого тумана выплыло лицо.

Кажется, человек спал, сидя на троне. Медно-красная кожа, раскиданы по плечам длинные перепутанные пряди угольно-чёрных волос. Веки вдруг шевельнулись и поднялись и ярко-жёлтые глаза с вертикальными зрачками глянули прямо на затаивших дыхание Лёна с Пафом.

— Желтоглазый! — вскрикнул Лён. И видение пропало. Котёл опустел.

— Что это было? — спросила Аглая.

— Не знаю. — ответила Эрифия. Она снова стала обрастать камнем. — Я спать хочу.

— Значит, не попасть мне в сад Гесперид? — спросил Лён.

Старухи покачали головами.

— И яблок не добыть?

— Нет. — ответила Аглая.

— Я отправляюсь на охоту. — мрачно проронил Паф.

— А мы пойдём спать. — ответили сёстры.

Лён остался в одиночестве. Он сидел и смотрел на неумолимо полнеющую Луну.

ГЛАВА 28. Гномы во втором «Г»

— Ты где всю ночь шатался?! — яростный шёпот мамы прозвучал, как гром.

От этого голоса Лён вздёрнулся, словно от удара. Он сел и уставился сначала на будильник, потом в окно, потом на маму. Он опять попал домой! Значит, надо идти в школу! Без пятнадцать восемь!

Лёнька кинулся одеваться.

— Нет, уж подожди! — мама отняла у него одежду. — Говори, где шлялся всю ночь? И как сумел пробраться назад? Я не спала и всё ждала тебя!

Он сел обратно на диван и тяжело вздохнул. Что тут скажешь?

— Лёнька, — тоскливо проговорила мама, — я больше не знаю, что врать участковому.

— Мама, — серьёзно ответил сын, — однажды Наташа вернётся. Просто однажды утром она выйдет из своей комнаты. И всё.

— Кто тот парень, что был с тобой?

— Он больше не придёт. — пообещал Лён и выбежал на лестничную клетку.

— Наших побили. — мрачно сообщил Бубно. Второй его глаз тоже украсился хорошим фингалом. — Устроили засаду и напали.

Они двигались через второй этаж, где скины не ходят. Так меньше риска нарваться на врагов.

— Ну, ничего, мы им ещё наваляем! — пообещал кому-то Бубенцовский.

— Точно, без облома? — поинтересовался Лёнька, думая совсем о другом.

— Наши зубы салом точат! — небрежно ответил Федюн.

Навстречу бежала группа гномов. Красные штанишки у них повисли где-то чуть не под коленками, над пояском с завязочками вызывающе торчат трусы в горошек.

— Рок — нормально! — кричали гномы. — Попса — отрава! Слушай рэп — совет Минздрава!

— Слушай, ты приходи сегодня на историю! — посоветовал Лёньке друг. — У нас такой учитель клёвый! Филипп Эрастович Гомонин! Партийная кличка — Филин.

Косицын вдруг остановился, словно поражённый мыслью: если Вавила здесь, то и Гомоня может быть в школе! Он же такой старый, что многое может знать о Селембрис!

— Изольда Григорьевна. — нервно проговорила молодая учительница второго класса "Г", — у меня гномы в классе.

— Которые? — спросила завуч, едва отрываясь от проверки тетрадей.

— Как это — которые?

— Панки или рэперы?

— А что, есть существенные различия? — озадаченно поинтересовалась учительница.

— Есть, Лариса Николаевна. — ответила завуч, откладывая ручку. — Одна группа гномов представляет собой неформалов, это полные пофигисты. А вторая — полегче — рэперы. Так которые у вас?

— Изольда Григорьевна! — чуть не плача, заговорила учительница. — Мне никаких не надо!

— Я предупреждала вас: не выставляйте детей за дверь. — назидающе возразила завуч Кренделькова. — Не могли справиться с нормальными детьми, теперь попробуйте нашего куска. Ступайте, Лариса Николаевна. Найдёте подход к этим, остальное покажется пустяками. Не жалуйтесь. Это карма.

Лариса Николаевна вошла в класс и посмотрела на маленькие рожицы, едва виднеющиеся из-за парт. Гномы — все шестеро — убирались за одним столом. Некоторые из них даже бородатые. Но, по характеру — сущие дети.

Дима Сорокин сидел со взъерошенной прической.

— Ларисаниковна-аа. — плаксиво пожаловался он. — А Дуксик тычет меня в башку лине-еейкой!

— Неправда! — вскочил гном Дуксик. — Я не тыкал! Врёт он всё! Кто видел, что я тыкал?! Никто не видел!

— Садись, Дуксик. А ты, Сорокин, иди решать пример.

Едва Дима двинулся с места, как тут же и свалился. У него оказались завязанными шнурки. Снова гномы нашалили.

Этот Сорокин был наказанием класса. Абсолютно неконтролируемый экземпляр. Настоящая копия своей мамаши, только поменьше. Белобрысый толстяк с бледным одутловатым лицом и выпученными белесыми глазами. Лариса тихо ненавидела его. В каком зверинце его воспитывали? Он пакостил всем без разбора — одноклассникам, учителям, соседям. Его лупили — он не понимал. Потом являлась дебелая мамаша и подолгу вякала одно и то же: какие все злодеи, её мальчика совсем забили. И подробно перечисляла все потери: тут разорвано, там поломано, это украли, то испачкали.

Слушать её нытьё всё равно что жевать опилки. И всё это тяжёлым насморочным голосом, на одной ноте. Она несчастная, больная, всеми обижаемая. Мужа нет, денег нет, соседи сволочи, кругом одни подонки. А сынок стоит рядом и в продолжение всего монолога однообразно долбит ногой учительский стол. Глаза — две пробки.

— Не надо реветь. — сказала учительница. — Ты взрослый мальчик. Иди к доске и решай пример.

Он пошёл и постепенно все начинали смеяться. Лариса Николаевна мрачно глянула на ученика. Всё ясно, будет разговор с Сорокиной.

— У тебя, Сорокин, вся спина белая. — обречённо проговорила учительница.

После беспрерывного одёргивания класса и выговоров по поводу летящих в Сорокина комков жёваной бумаги, она со вздохом усадила на место бестолкового ученика.

— Дети, как вам не стыдно. — сказала Лариса Николаевна. — Вы обижаете товарища. На его месте мог бы быть любой из вас.