Оксана Панкеева - Люди и призраки

Орландо послушно выпил, утерся рукавом («Не видит тебя наставник!» — мимоходом подумал король) и поднял, наконец, глаза, полные боли и отчаяния.

— Шеллар, они его убили!

— Кого?

— Кантора, — сдавленно всхлипнул принц и снова разрыдался, уткнувшись лбом в край стола.

— Вот оно что… — король печально покачал головой и достал из ящика второй стаканчик. — Тогда конечно… Поплачь, потом расскажешь.

И подумал, что охрана Ольге теперь не нужна. Вернее, нужна, но не такая. Может, все-таки не говорить ей пока? Как же так, ведь до сих пор Мафеевы сны не заканчивались столь фатально, даже последний, который вроде бы не оставлял сомнений. Не могли ли они ошибиться? Хотя вряд ли, если бы какая-то надежда оставалась, неисправимый оптимист Орландо не впал бы в такое отчаяние. Но все же надо расспросить. Жалко Кантора, хороший был парень, хотя и наглый не в меру. Надо же мне было с ним заводиться, так его обижать и унижать, вдруг с раскаянием подумал король, вспомнив памятную сцену в гостях у Ольги. Можно было как-то иначе… Ведь я у него в долгу со всех сторон, начиная с того, что он научил меня любить, и заканчивая тем, что он спас мне жизнь, когда я истекал кровью в своей гостиной. А когда он попал в беду, я так ничем и не сумел ему помочь.

Он дождался, пока безутешный товарищ перестанет хотя бы рыдать в голос, затем снова наполнил стаканчики и осторожно обратился к нему:

— Орландо, успокойся, пожалуйста. Хоть ненадолго. Вот, выпей еще, возьми себя в руки и объясни, как это случилось. Это точно? Ошибка исключена?

Орландо так же, не глядя, осушил второй стаканчик и, все еще всхлипывая, принялся рассказывать.

Когда он вернулся домой после радостной встречи с дорогим Шелларом и беседы с новым наставником, его там ожидал некий друг и соратник, разгневанный донельзя, и накинулся на него с криками, что он шляется, неведомо где, а он тут позарез нужен. Без его указания Гаэтано нипочем не даст людей для операции по спасению Кантора, которого наконец нашли, а своих людей у товарища мало. Совершенно непонятно, с чего он так взбеленился, ведь был еще светлый день и до ночи эту операцию все равно бы никто не начал.

В два часа ночи группу захвата переправили телепортом в Новый Капитолий. В три они вернулись, и все тот же разгневанный соратник, чуть не плача от отчаяния, бросил на стол перед товарищем руководителем серебряную сережку в пятнах засохшей крови и сообщил, что это все, что осталось от Кантора. После чего сказал совсем ужасную вещь. Что виноват во всем только Орландо. Из-за того, что он развешивал уши перед Сорди, началась вся эта кутерьма с голдианцами. Из-за того, что он поперся курить траву на своей скале, бросив войско без присмотра, Кантора послали на верную смерть. И, наконец, из-за того, что он где-то шлялся по бабам почти сутки, Кантора не успели спасти. И теперь пусть живет с этим, как хочет. Может, это его хоть чему-то научит, что, впрочем, сомнительно. Родным без него скажут, а вот девушке Кантора пусть дорогой вождь и идеолог сам сообщит, что ее возлюбленный погиб из-за его беспечности и разгильдяйства. Девушка у Кантора с приветом, суицидные наклонности за ней замечены, так пусть товарищ эмпат потрудится ее успокоить и утешить. Если не хочет, чтобы на его совести была еще одна загубленная жизнь.

— Это жестоко, — тихо сказал король, выслушав сбивчивый рассказ друга. — Даже если он так уж любил Кантора, надо же хоть немного думать, что говоришь! Горячие мистралийские парни, вечно они все делают сначала сердцем, а потом уж головой… Орландо, я очень тебя прошу, не воспринимай все сказанное настолько буквально, ибо все это было сказано просто от горя. Когда мы в отчаянии, когда судьба отнимает у нас близких и мы видим, что бессильны что-либо сделать, мы обижаемся на весь белый свет и часто ведем себя излишне резко, зло… и жестоко. Пройдет немного времени, твой друг успокоится и сам поймет, что был не прав, опомнится, раскается и попросит у тебя прощения.

— Но ведь это правда! — протяжно всхлипнул Орландо. — Вот что самое ужасное! Он совершенно прав! Это я во всем виноват! Я действительно развешивал уши, бросил войско и где-то шлялся… Не где-то, а у тебя. Мы болтали, смеялись, радовались встрече… А в это время Кантора убивали. Мне жутко об этом думать. А тебе? Шеллар, тебе не жутко?

Король молча набил трубку и закурил, не торопясь отвечать, что ему как-то совсем не жутко. Может, немного не по себе, не более. Хоть он и научился бояться, но не настолько же.

— Он не ошибся? — спросил, наконец, он, решив на вопрос вовсе не отвечать и наливая еще по стаканчику. — Его точно убили? Тело хоть нашли, или одну сережку?

— Нашли, — кивнул Орландо. — По этой сережке только и узнали.

— Так изувечили?

— Нет, плюты объели. Почти до костей. Я… знаешь, я не смог пойти посмотреть. Просто не смог, хотя мне любезно предложили.

— Какие плюты? — удивился король.

— Там на заднем дворе была здоровая загородка с плютами, в ней и нашли. Сволочная голдианская практичность — чтобы мясо зря не пропадало, трупы туда скидывали. А плюты — они же всеядные.

— Так может, это был не он? Разве можно опознавать по сережке! Ты полагаешь, у голдианских бандитов не принято грабить пленных?

— Так что, они кого-то из своих убили?

— Почему бы нет, если он в чем-то провинился.

— Может быть, — всхлипнул Орландо. — Но тогда бы ребята нашли Кантора где-то в другом помещении. Живым или мертвым, но нашли бы. А они его не нашли.

— Так может, его там и не было?

— Он там был. Это абсолютно достоверная информация, магического характера. Как маг тебе говорю, достоверная. Он был там.

Скверно, подумал король. Значит, ошибка исключена. Если он там был, и раз группа захвата не нашла ничего, более похожего на него, чем объеденный плютами труп с сережкой… Бедная Ольга. Все-таки, проклятие есть проклятие, и ничего хорошего из этого не могло выйти. Надо будет спросить у Наргина, что же теперь, когда ее живой «супруг» стал действительно мертвым, как он будет себя вести? Хотя вряд ли он скажет что-то вразумительное. Наверное, сам понятия не имеет. А мэтресса Морриган, как обычно, заявит, что она подобными делами не занимается уже триста лет… Неудивительно, что Элвис такой лицемер, было у кого научиться…

— Знаешь, Орландо, — сказал Шеллар, снова протягивая руку к бутылке. — Не говори пока Ольге ничего. Пусть она хоть немного успокоится после этой свадьбы. Ты бы видел, как она рыдала, точно как ты сейчас. Это по мне, а если ей сказать о нем… Я вообще не знаю, что с ней будет. Вот в этом твой соратник был прав, тебе придется с ней поколдовать, чтобы она успокоилась. И, боюсь, не один раз. А для этого тебе сначала самому надо успокоиться и прийти в себя. Пей.