Олег Авраменко - Сын Сумерек и Света

– Ты же отрёкся от Троицы, – напомнил я ему. – И принял Митру.

– Это мелочи, – отмахнулся Харальд. – Когда я ближе познакомился с Господом, то понял, что митраизм – такой же обман, как и христианство. Бог един, и он Порядок, а всё остальное от лукавого. Отец долго пичкал меня байками про этого еврея-отщепенца, Иисуса из Назарета, потом Амадис травил мне всякую туфту о Митре, но наконец я прозрел и понял, что истина в самом Порядке. В нём и только в нём. А ты служишь Сатане, Артур. Поэтому должен умереть.

– Харальд, безумец! – подал голос Александр. – Что ты делаешь? Опомнись! Порядок не Бог, это лишь часть Вселенной, сотворённой Всевышним, который стоит над всем мирозданием. Порядок так же бренен, как и Хаос, как и...

– Замолчи, отец! – строго перебил его Харальд. – Не богохульствуй! Порядок само совершенство, и не смей равнять его с нечистым, безобразным Хаосом. Надеюсь, когда-нибудь ты последуешь моему совету, пойдёшь со мной и посмотришь на истинный лик Господа – грозный и прекрасный. Тогда ты прозреешь и покаешься. Господь милостив, он простит тебя.

Мне стало по-настоящему жутко. Агрессивный фанатизм Харальда превзошёл все мои самые мрачные ожидания. Он напоминал мне моего отца Утера в худшие дни его жизни, когда тот, находясь в состоянии жестокой депрессии, принимался мечтать о повсеместном торжестве идеалов Порядка. Но если у Утера были строгие моральные установки митраизма, не позволявшие ему всерьёз помышлять о воплощении своих грёз в реальность, то примитивная первобытная религия Харальда, похоже, была начисто лишена каких-либо этических норм. Даже мой кузен Дионис, известный в Сумерках пессимист, и тот не предполагал, что Харальд так глубоко увяз в Порядке.

– Хватит, – сказал я. – Мы здесь не на теологическом семинаре. Мне надоела твоя глупая болтовня, сын Александра.

Харальд мерзко улыбнулся:

– О да, конечно! Тебе, отмеченному печатью Диавола, неприятно слышать о Господе. Ну что ж, скоро ты вообще ничего не услышишь, кроме могильной тишины.

– Осторожно, – предупредил его Александр. – Артур приготовил какую-то каверзу. Он знал, что ты появишься. Он нарочно подстроил всё так, чтобы ты появился.

– Ах так! – сказал Харальд, с любопытством взглянув на меня. – Значит, он дурак. На сей раз хитрец перехитрил себя. Он жаждал встречи со мной – и он увидел меня. Теперь его ждёт свидание со смертью. Наконец-то он предстанет перед судом Всевышнего и будет низвергнут в Хаос, где ему самое место. А я лишь рука Господня, его карающая длань.

– Остановись, Харальд! – ещё раз попытался образумить сына Александр. – Артур играет с тобой, как кот с мышью...

– Уже не играет, уже доигрался. Он лишён своего дьявольского могущества и теперь всецело в моих руках, которые суть руки Господа.

Александр обречённо вздохнул, поняв всю тщетность своих усилий.

– Артур, – отозвалась Бренда, глядя на Харальда с жалостью и отвращением. – Это паранойя. Его место в психушке, среди буйно помешанных.

– Боюсь, он неизлечим, – заметил я.

– Боюсь, что да, – согласилась сестра. – Что будем делать?

– Можете молиться своему нечистому покровителю, – насмешливо посоветовал Харальд. – Но он вас не спасёт. Против двух Агнцев Божьих дьявол бессилен.

По его приказу чудища выхватили из ножен огромные обоюдоострые мечи и замерли, ожидая дальнейших распоряжений. Бренда подступила ко мне вплотную и взяла меня за руку, мысленно давая мне знать, что Брендон в любой момент готов выдернуть нас отсюда.

«Хорошо, – ответил я. – Будьте начеку, но без моей команды ничего не делайте».

Впрочем, я сказал это лишь для того, чтобы успокоить сестру. Пока что всё шло по моему сценарию, и ни о каком бегстве я не помышлял. То моё заклятие, которое, как могло показаться, было разрушено изолирующими чарами, на самом деле сработало. Я составлял его очень долго, но игра стоила свеч. Я не хотел вступать в силовую борьбу с Агнцами, манипулирующими Знаком Янь. Поединок голых сил мог привести к катастрофическим последствиям – поэтому я решил схитрить. Моё сверхсложное заклятие пробило в изоляции маленькую незаметную брешь, и, в отличие от остальных присутствующих, я имел связь с внешним источником своей силы. Связь очень тонкую, как самая тонкая нить, как паутина, – и тем не менее она была...

– Вы не думаете защищаться? – спросил Харальд, видя, что моя Эскалибур всё ещё покоится в ножнах. – Это похвально. Вам зачтётся покорность воле Господней.

Я решил дать Харальду последний шанс:

– А как же Бренда? Она непричастна к нашим разборкам.

Харальд мельком глянул на Бренду и покачал головой:

– Она уже сделала свой выбор. Встав на твою сторону, она оскорбила Господа и только смерть искупит её грехи.

– А Брендон? А Пенелопа? А Юнона? Их ты хотел убить только за то, что они были со мной?

Харальд лишь мрачно усмехнулся в ответ.

В широко раскрытых глазах Александра застыл ужас, из его груди вырвался сдавленный стон отчаяния.

Я мог бы сказать брату: «Вот видишь! Я вынужден убить его. Если сейчас я умою руки, то потом буду долго смывать с них кровь, которая прольётся по вине твоего сына...»

Но я не сказал этого. Это было бы похоже на самооправдание, а я не собирался оправдываться. Я понимал, что этот поступок тяжким бременем ляжет на мою совесть, но на другой чаше весов были жизни тех, кого я любил, а также тех, кого я не любил, тех, к кому я был равнодушен, и тех, кого я вовсе не знал. Всех их, независимо от моих симпатий, объединяло одно – они были людьми и имели право на жизнь... Впрочем, как и Харальд. Я должен был сделать выбор – и я сделал его.

– К сожалению, брат, – обратился я Александру, – я не могу выполнить твою просьбу. Твой сын опасный ублюдок. – С этими словами я призвал к себе Образ Источника. – Мне его совсем не жаль.

Как только Образ появился, изолирующие чары рухнули, но Агнцам уже поздно было тянуться за своими Янь. Я влепил по ним мощным и очень эффективным заклятием, которое приготовил специально для этого случая.

Даже не пикнув, чудища растаяли в воздухе. Вместе с ними исчез и Харальд, чьё лицо в последнюю секунду его жизни выражало тупое недоумение. Он так и не понял, что потерпел поражение.

Я совершил убийство – и не в приступе гнева, не в пылу борьбы, а обдуманно и хладнокровно, тщательно взвесив все «за» и «против» и выбрав меньшее из зол. Я нисколько не сожалел о потерянном родственнике. Харальд был слишком гадок, глуп и жалок, чтобы я мог пожелать ему долгих лет жизни. Он был неисправим, и то, что я сделал с ним, было актом высшего милосердия.

– Харальд! – закричал Александр. – Харальд!.. Артур, что с моим сыном?

– Его больше нет, – устало ответил я. – Я распылил его на атомы и развеял их по бескрайним просторам Вселенной. Он ни секунды не страдал.