Оксана Панкеева - Шёпот тёмного прошлого

— Хорошо, — согласился король. — Если тебе нужно время, чтобы все осмыслить, не буду тебя торопить. Кстати, мне кажется, что мороженое ты в себя запихиваешь уже насильно.

— Можете не надеяться, — злорадно ответил Кантор. — Я его доем. Уже почти доел, хотя вы и навалили не меньше двух стоун.

— Три, — охотно уточнил король и с самым невинным видом осведомился: — Так чего, приказать подавать вторую порцию?

— Что? — Кантор остановился, не донеся ложку до рта и недоверчиво воззрился на его пакостное величество. — Что вы сказали?

— Я спросил, подавать ли тебе вторую порцию, поскольку с первой ты почти успешно справился. Хотя на мой взгляд десять ты все равно не осилишь.

— Это что, порция?! — возмущенно вскричал Кантор, понимая, что, как он и опасался, король все-таки поимел его на этом мороженом.

— А чем она тебя не устраивает? — все так же невинно поинтересовался король.

— Так нечестно! Не бывает таких порций!

— Отчего же? Существует какая-то классификация или документальные нормативы, которых я не знаю?

— Самая большая порция — четверть стоуна!

— Где это написано?

— Да в любом кафе! Во всех меню!

— Кантор, — укоризненно произнес король, широко и радушно улыбаясь, — ты меня обижаешь. Ты все-таки не в кафе, а в гостях у короля. И порции у меня такие, как я сам пожелаю. А если ты рассчитывал на конкретную цифру, тебе следовало назвать ее при согласовании условий. Так что, дорогой товарищ, ты проспорил.

Оскорбленный Кантор озверел окончательно и, запустив в коронованную особу ложкой, вывалил на голову все той же особе замысловатую восьмиэтажную конструкцию, от которой повяли бы уши даже у героя Гиппократа. Реакция его величества на подобное обращение была однозначной. Король утер со лба мороженое и оглушительно расхохотался. И хотя смеялся он не злорадно и не обидно, а искренне, от души веселясь, этот неудержимый хохот немедленно остудил вспыхнувшего мистралийца так, словно на него вылили ведро ледяной воды.

— Ну, чего вы смеетесь? — проворчал он, отодвигая вазу с недоеденным мороженым. — Как смешно! Невероятно смешно!

И подумал, что бы с ним было, если б он заехал по лбу ложкой какому-нибудь другому королю. Да хоть тому же Александру. Еще смешнее…

— А ты предпочел бы, чтобы я тебе процитировал Уголовный кодекс, раздел особо тяжких? — простонал король, наклоняясь за ложкой. — Оскорбление короны, статья третья, пункты ар и вей… — Он взвесил на ладони ложку и добавил, все еще посмеиваясь: — Да, пожалуй, на вторую не потянет, убить такой ложкой невозможно… Знаешь, Кантор, может, характер у тебя не самый мягкий, но по крайней мере с тобой весело.

— Я счастлив, что имел честь вас развеселить, — ядовито отозвался Кантор. — Могу я теперь с чистой совестью пойти домой?

— Ты что, в самом деле обиделся? Перестань, я вовсе не намеревался тебя оскорбить.

— Понятное дело, вы задумали организовать запасной вариант на случай, если я упрусь и ни в какую не стану соглашаться на ваше предложение. Ну валяйте, желайте теперь, чтобы я согласился. Долг чести, все такое… Только мне интересно, сами вы после этого сможете доверить свою жизнь человеку, которого обманом наняли в телохранители?

— И не подумаю, — качнул головой король, расправляя салфетку и вытираясь тщательнее. — В смысле, желать не подумаю. Я затеял этот спор вовсе не для того, чтобы иметь запасной вариант. Во-первых, я, кажется, уже упоминал, что не рассчитывал на столь категорический отказ. Во-вторых, я уверен, что ты все равно согласишься сам, разумеется, поломавшись для приличия. Если тебе интересно, это вообще был экспромт, и поспорил я с тобой просто из любопытства, сумею ли я тебя подловить и сколько ты можешь слопать мороженого. Кстати, тебе плохо не станет? Ты не поэтому, случайно, вдруг заторопился домой? Как ты себя чувствуешь?

— Да нормально, — проворчал Кантор. — С чего это вы вдруг забеспокоились?

— Вспомнил, как Орландо в детстве на спор съел целый торт и как ему после этого было нехорошо. Паршивец Элвис хотел его надурить на размерах, но вмешался я, и размеры пришлось оговорить. Тогда Элвис постарался организовать, чтобы в этот торт напихали побольше масляного крема, и, хотя все равно проспорил, утешался лицезрением зеленой физиономии противника. А Ринальдо и Коррадо все порывались настучать ему по шее, но не успели.

— Понятно…

— Что тебе понятно?

— Где вы так насобачились пари заключать. С детства практиковались?

— Кузен Элвис очень любил изгаляться над всеми остальными, за что все на него обижались.

— И вы?

— Я… Видишь ли, попавшись на его уловки раза три, я понял его логику и разобрался в принципе построения условий, после чего ему больше ни разу не удалось у меня выиграть. Впрочем, проиграть тоже, поскольку, когда хитрость раскрывалась, дальнейший спор терял смысл и пари не заключалось.

Кантор усмехнулся, представив себе, как педантичный принц Шеллар отравлял жизнь своему приятелю Элвису, и поинтересовался:

— А как вы ухитрились подружиться с Орландо? С Элвисом понятно, вы даже похожи чем-то, а с ним почему?

— Вовсе мы с Элвисом не похожи, — возразил король. — Даже в детстве не были. Хотя бы потому, что каменная физиономия, не тронутая мимикой, у меня была от природы, а у Элвиса это маска. Даже сейчас, когда он взрослый. На самом деле он был невероятно шкодливым и вредным ребенком, но лондрийские традиции и этикет требовали постоянно держать морду кирпичом, и он страшно завидовал, что мне не приходится для этого прилагать никаких усилий. А мэтресса Морриган постоянно ставила меня ему в пример, я более чем уверен, неискренне. Что же касается Орландо… Меня привлекало в нем то, что он маг. Это было интересно, необычно, мне хотелось знать о Силе побольше, поэтому я стремился к общению с ним. А что интересовало его… не берусь объяснить, но подозреваю, что причиной его расположения ко мне стал всего лишь кусок торта, который я ему однажды уступил.

— На него это похоже, — согласился Кантор. — За конфету удавится. Вот уж будет король, представляю себе…

— Пусть будет хотя бы такой, — вздохнул Шеллар, который, видимо, полностью разделял мнение Кантора о том, какой из Плаксы выйдет король. — Мистралии нужен хоть какой-нибудь монарх, лишь бы он был настоящим. Чтобы народ получил какой-то символ стабильности после ваших бесконечных революций. А на роль символа Орландо подходит как нельзя более. Обаятельный, симпатичный, добрый парень. Я уверен, что народ будет его любить. Насчет же всего остального… Пусть заведет себе советника поумнее или ко мне почаще приезжает, я всегда помогу. Ты как, Кантор, не желаешь быть советником?

— Нет, — качнул головой мистралиец. — Желаю домой. Я объелся и теперь меня в сон клонит.