Антон Орлов - Пепел Марнейи

Навстречу медленно плыл искрящийся мираж, сотканный из морозного тумана. Или нет, все-таки вполне настоящее здание из белоснежного мрамора и хрусталя… Рвущиеся в небо тонкие башни, хороводы колонн, лебединые изгибы арок. Грандиозное и при этом головокружительно изящное сооружение посреди необъятной снежной равнины.

– Это чей дворец?

– Твой, а то чей же еще?

– А построил его кто?

– Да ты же и построил, а я тебе помогал. Вот было веселье! Натащил я тебе самых лучших ледяных глыб, какие сыскались, а дальше ты сам управлялся, и никакие человеческие чертоги с твоим ледяным дворцом не сравняются, куда им…

– Так это все изо льда?

– Из чего же еще? Тебе нужен был лед белый, как молоко, и прозрачный, как алмаз, и еще прозрачный с молочными прожилками. Видишь, все осталось, как было! Я здесь приглядывал, никого сюда не пускал.

Внутрь залетели через арочный проем, и Рис неуклюже спешился. Пол не ледяной, из плотно утрамбованного снега – скользко, но не слишком, хотя бы ноги не разъезжаются.

Высокие переливчатые своды. Отполированные, как стекло, стены, и за ними анфилады других таких же прозрачных комнат, это напоминало отражение зеркала в зеркале. Рису пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторваться от созерцания этих как будто зачарованных палат. Можно подумать, очутился внутри громадного алмаза… Орнамент на капителях колонн изображал лапы хвойных деревьев, играющих лисиц, диковинные зимние цветы, каких на самом деле не бывает.

– Зачем твой хозяин отгрохал такие хоромы? – спросил он, рассматривая это безмолвное великолепие с ошеломленной улыбкой.

– Чтобы было. Захотелось тебе так, потому что красиво. Идем, там есть еще, оставлено для тебя, а мне сказано стеречь, я и стерегу. Ну, идем, сам поглядишь.

Вторая постройка, более приземистая, пряталась за дворцом, поэтому до поры до времени Рис ее не видел. Тоже творение искусного зодчего, но если взметнувшееся за спиной ледяное чудо вызывало ощущения светлые и радостные, словно перезвон хрустальных колокольчиков, то здесь было совсем иначе.

Купол, окруженный колоннадой в несколько рядов, напоминал медузу с массой щупалец. Колонны извилистые, кое-где соприкасаются, переплетаются, и мнится, что это мутновато-белое здание откровенно хищного вида питает на твой счет самые недобрые намерения.

– Откуда оно взялось? – спросил Рис, в душе отчаянно протестуя против того, чтобы авторство и на этот раз приписали ему.

Худшие опасения не оправдались.

– Он сказал мне льда приволочь, в точности вот такого цвета – и построил, а ты же потерялся, у тебя не спросишь, можно или нельзя, а он сказал, это для тебя, чтобы ты, как вернешься, сам решил, что с ними делать.

– Кто – он? – машинально уточнил Рис, словно все это и впрямь имело к нему какое-то отношение. – И с кем – с ними?

С ответом у пса-демона возникли затруднения.

– Ну, этот же… Этот самый, его тоже везде ругательски ругают, почти как меня… Который тоже тебя искал, когда ты потерялся… Его сейчас нет. А он тебе там письмецо оставил и заколдованную ветку из дрянных летних стран!

Видимо, еще один маг, приятель здешнего мага. И оба давным-давно умерли.

Рису не хотелось заходить в нутро отталкивающей ледяной медузы, но провожатый чуть ли не подталкивал его к узкому и, если приглядеться, слегка извилистому проему, притаившемуся среди щупалец-колонн.

– Знаешь, я ведь не маг, чтобы лезть в такое местечко. Если там какие-нибудь ловушки, мне сразу околеванец.

– Ни-ни, там все сковано его чарами, но опасного нет. Хочешь, я пойду вперед?

Безымянный пес-демон нырнул в проем, приглашающе вильнув кудлатым хвостом, и Рис, поколебавшись, все-таки вошел следом за ним.

Просторный круглый зал. Сквозь купол из толстого, идеально прозрачного льда внутрь льется тусклый свет. К стене примерзли громадные часы с неподвижными стрелками, циферблат искривлен, как будто отражается в кривом зеркале. Ну да, с помощью чар можно добиться такого эффекта… Под часами в ледяной стенке ниша, там висит развернутый свиток из черного шелка, испещренный мелкими серебряными иероглифами. Красиво, напоминает усыпанное звездами ночное небо. Иероглифы незнакомые – возможно, какая-нибудь древняя тайнопись. Еще в нише лежит орхидея, кремовая с темно-красным, точь-в-точь живая, словно ее срезали десять минут назад. Вид у цветка хищный, под стать окружающей обстановке, и в то же время невыразимо печальный – тоже своего рода зашифрованное послание.

– Это и есть письмо? Мне его не прочесть. Ты знаешь, что там написано?

– Я такого не разумею. Он сказал, ты сам прочитаешь.

– А я не могу. Видишь, значит, я не твой хозяин.

– Значит, ты разучился читать, – возразил пес-демон, продемонстрировав неожиданную способность к простым и здравым умозаключениям. – Не тужи, грамота – дело наживное.

– Читать я умею, но такие значки вижу в первый раз.

В центре ледяного атриума своды подпирало пять толстых колонн, вроде бы с какими-то растениями внутри – в этом сумраке издали как следует не рассмотришь. Подойдя ближе, Рис так и застыл на месте. Вовсе это не растения… Вернее, не только. Там люди, оплетенные побегами хлаагиссы – адского вьюна, созданного Тейзургом полторы тысячи лет назад. Восковые узловатые стебли, узкие листочки, белесые с темной каймой, как крылья ночных бабочек, и на каждом – крохотный аргнакх. Тот, к кому присосалась хлаагисса, не умрет, но будет спать и видеть сплошные кошмары сколь угодно долго, хоть до скончания времен. О кошмарах Рис кое-что знал из личного опыта (один его коронный сон про неправильный Хрустальный Гроб чего стоит!), поэтому поежился и пробормотал с оторопью:

– Они ведь живые… Кто их туда засадил?

– Он и засадил. Этот, которого ты знаешь. Потому что злыдни, из-за них же ты потерялся! Он их уже таких сюда притащил. Вморозь, говорит, в колонны, чтоб живописно смотрелись, а когда твой хозяин-паршивец вернется, пусть сам рассудит, что с ними делать, помиловать или так оставить, и чтоб никто больше вмешиваться не смел. Это он тебя паршивцем обозвал, не я. Наоборот, я его облаял – помни, говорю, о ком говоришь! А он извинился, хотя рожа была с такой ухмылкой, как будто на самом деле не извиняется. Не нравился он мне, но я его не гнал, как других, потому что он вместе со мной горевал. Другие-то горевали о той пользе, которую ты приносил, а мы с ним – о тебе, который был рядом, смотрел, улыбался… Такая это великая разница, аж и сравнивать не с чем. Вот за это я его и терпел, иначе б от него клочья полетели… Как со злыднями-то поступишь, хозяин?

– Я не знаю, что они сделали, но если они здесь уже давно, их надо отпустить. Освободи их, ладно?

– Так я же не могу! Сколько не проси, не могу. Он сказал, эти его чары только ты снимешь, если захочешь, они на твою силу рассчитаны.