Александр Бушков - Колдунья-беглянка

– Да нет тут никакого тупика, – сказала Ольга, не особенно и раздумывая. – Наоборот. Есть волшебное слово, способное в мгновенье ока сделать из любого светского опасливого кавалера образец предприимчивости…

– Шутишь?

– Нисколечко, – воскликнула Ольга. – И, что самое смешное, слово это краткое, совершенно не трудное в чтении и произношении… Звучит оно следующим образом: вдова.

– Ничего не понимаю…

– Сейчас поймешь, – сказала Ольга. – Я не отвлеченно рассуждаю, а по собственному опыту знаю, насколько это слово волшебно. И не скрывать же его от самой близкой подруги…

…Вот так и получилось, что спустя час после этого разговора на Моховой, в квартиру, занимаемую бравым конногвардейцем Нарумовым, постучался не менее бравый корнет провинциального гусарского полка и был принят хозяином сразу – хотя за светской вежливостью Нарумова все же читалось легкое удивление, вызванное визитом совершенно незнакомого офицера.

– Любезный поручик, – сказала Ольга решительно. – Я понимаю, что вас удивил визит незнакомца, но дело у меня к вам безотлагательное. Не стану вас интриговать, начну с сути. Речь пойдет о княжне Татьяне Андреевне Вязинской…

Хозяин переменился моментально.

Он так и не снял маску хладнокровного светского человека, привыкшего не показывать своих чувств, но голос стал чуточку суше, а взгляд чуточку неприязненнее.

– Вы полагаете, молодой человек, что у вас есть какое-то право говорить со мной о княжне? Или вы посланы кем-то третьим, который…

Ольга поначалу опешила, но быстро сообразила, в чем дело, и рассмеялась:

– О господи, вы решили… Нет, ни о каком вызове на дуэль и речи нет. Совсем наоборот, я бы рискнул сказать… Позвольте представиться: корнет Ярчевский, Олег Петрович. Дальний родственник Татьяны Андреевны по материнской линии. У нас очень отдаленное и запутанное родство, и потому, с вашего позволения, я не стану вдаваться в подробности. Каковые, собственно, вас и не должны интересовать… Так вот, господин поручик, дело рисуется следующим образом…

Еще примерно через полчаса корнет Ярчевский покинул квартиру, будучи уже лучшим другом конногвардейского поручика Нарумова, пребывавшего сейчас, несомненно, в полной ошарашенности, но в сочетании с самыми лучезарными надеждами. Все было в порядке, волшебное слово, уже однажды опробованное на некоем служителе муз, произвело и на блестящего конногвардейца столь же незамедлительное действие. Все складывалось наилучшим образом.

А поскольку день близился к вечеру, Ольга, остановив извозчика, велела ему ехать на Васильевский.

Тонкий стеклянный звон моментально вырвал ее из полудремы – Ольга уселась в уютном кресле возле окна, справедливо рассудив, что дичь вовсе не обязательно должна клюнуть именно сегодня, да и прикорнула. Вскочив на ноги, она прижалась лбом к прохладному стеклу, удовлетворенно хмыкнула и обеими руками распахнула легко поддавшиеся створки, впустив внутрь зябкую ночную прохладу.

Внизу, в нескольких аршинах от стены, меж домом и забором слабо светившиеся пересечения линий, напоминавшие то ли рыбачью сеть, то ли паутину (и то, и другое сравнение было как нельзя более уместным) моментально лишилось прежнего геометрического благолепия и неподвижности. Линии, не видимые ни одному обычному человеку, растянулись, деформировались, сплелись в сплошной зеленый комок, который энергичнейшим образом дергался, подпрыгивал, бился и перекатывался.

Ловушка оказалась надежной, несмотря на отчаяную борьбу угодившего в нее существа. Клубок так и не дал слабины, не порвался. Отсюда проистекало, что угодившая в западню дичь не может похвастать особенным могуществом и уж безусловно уступает Ольге по своим возможностям…

Стоя у распахнутого окна, девушка вытянула руки, прихватила пальцами концы ниточки и принялась неспешно, осторожненько ее выбирать. Сразу же почувствовала явное сопротивление: добыче не хотелось в дом, клубок метался так, что вот-вот, казалось, порвет магические «паутинки» и удерет восвояси. Ольге приходилось в Вязинках ловить рыбу, особого интереса к этой забаве она не питала, но кое-какому мастерству обучилась, а потому поступила точь-в-точь как опытный рыбак: выпустила ниточку, позволив улову перетянуть к себе примерно с пол-аршина, а потом резко дернула и еще раз. Добыча сразу оказалась гораздо ближе к окну. Дело налаживалось. Закусив в азарте кончик языка, Ольга аккуратненько вываживала то, что угодило в сеть. Как оно ни билось и ни выдиралось, поделать ничего не могло. Вот клубок уже не на земле бьется, а поднялся в воздух, достиг уровня подоконника второго этажа, где находилась Ольга, рванулся, отчаянным усилием выгадал пол-аршина – и тут же после очередного резкого рывка расстался с мимолетным завоеванием. Вот клубок уже напротив окна, на прямой линии… Медленно отступая в глубь комнаты, Ольга тянула его внутрь.

В конце концов он шмякнулся на пол, подпрыгнул пару раз, словно мячик, и замер неподвижно. Плавными, осторожными движениями Ольга принялась сматывать с клубка лишнее. Показалось нечто напоминавшее хвост, затем она узрела крохотную, четырехпалую тонкую лапку, попытавшуюся самостоятельно освободиться от пут, – что, впрочем, успеха не имело. Пора было знакомиться.

Крепко ухватив магическую паутинку одной рукой, Ольга резким движением выбросила вперед другую – и клубок оказался заключен в некое подобие большой птичьей клетки, напоминающей перевернутую корзину с плоским донышком, плотно сплетенную из желтоватых светящихся линий.

Теперь паутинка была не нужна, Ольга смотала ее в клубок и отбросила, и он за ненадобностью растаял в воздухе. Движением пальцев она зажгла на столике свечи в шандале на шесть рожков, опустилась в кресло и с чувством исполненного долга принялась разглядывать, что же такое изловила.

В клетке настороженно присело на корточки этакое мохнатое существо размером с небольшую кошку. Мех казался темно-серым, наподобие мышиного, только не лежал гладко, а торчал во все стороны, наличествовал ярко выраженный хвостик, который Ольга уже рассмотрела ранее, лапки походили скорее на человеческие ручки без видимых когтей, а вот с мордой все обстояло пока что непонятно – она так заросла шерстью, что виднелись только глаза-плошки и светлая пуговка носа. Рожек точно не было. Насколько Ольга могла судить по первым наблюдениям, к существам из того мира, который за неимением лучшего определения принято называть потусторонним, тварюшка не имеет никакого отношения. Она была отсюда, с этой стороны, столь же плотская, материальная, чуть ли не будничная, как сама девушка, как старая кадка у ворот, как это кресло.