Александр Бушков - Колдунья-беглянка

– Из тех Стрешневых? – спросила Ольга, уже достаточно освоившаяся в петербургском свете.

– Представь себе. Неужели доводилось слышать о моей скромной персоне?

– Ни разу. Но фамилия, согласись, довольно известная…

– Ну да. А позор фамилии, – он ткнул себя большим пальцем в грудь, – соответственно, малоизвестен…

– Прости…

– Да будет тебе, – сказал Фельдмаршал. – Так уж вышло, что позором фамилии я себя сделал сам… без тени усилий со стороны внешнего мира. Никакого рокового стечения обстоятельств, никаких совратителей. Я даже не «оступался». Я… Понимаешь ли, Полина, я с определенного времени понял, что не могу жить так.

– Как?

– Как другие. Я не мог больше служить в гвардейской кавалерии, не мог бывать в обществе, вести благонравную жизнь светского человека, думать о карьере, о мнении окружающих… Мне все это осточертело. Враз. Решительно и навсегда. Мне захотелось жить ярко. Пусть и не законопослушно. Я, наверное, таким создан, и место мне в том самом восемнадцатом веке… В общем, я задумал свою первую комбинацию, и, не хвастаясь, в жизнь она была проведена изящно… И жизнь началась другая. Меня она полностью устраивает. У тебя, конечно, другой случай, ну, а я… Я живу так, как мне нравится. Не убиваю, не граблю, а те деньги, которыми завладеваю право же, никак не назовешь вдовьими или сиротскими.

– Интересно, – протянула Ольга.

– Осуждаешь?

– Да господи, по какому праву? У меня просто другая жизненная ситуация, вот и все. Да и вообще, в нынешнем моем положении мне не с руки кого бы то ни было осуждать, чем бы то ни было брезговать… – она поторопилась добавить: – Нет, конечно, с большими оговорками…

– Понимаю… Значит, тебя будут искать…

– Уже ищут. И не только полиция.

– И это я прекрасно понимаю… – его тон был серьезным, хотя в глазах поневоле мелькнула игривость. – Полина… ты готова выслушать интересное предложение?

– Готова, – не раздумывая, ответила Ольга. – Речь ведь пойдет вовсе не о… шалостях?

– Безусловно, – кивнул Фельдмаршал. – Прости великодушно, ты очаровательна, ты просто прекрасна, но так уж сложилось, что думаю я в первую очередь о деле… против чего ты, полагаю, возражать не станешь?

– Никоим образом, – сказала Ольга, улыбаясь во весь рот. – Тебе и не понять, насколько порой угнетает девушку, когда всякий начинает… изъясняться. Момент как-то… не особенно способствует. Так что… Слушаю.

– Я в любом случае постараюсь помочь тебе, чем смогу, согласишься ты или нет…

– Именно потому, что я не юноша, угодивший в неприятности, а… нечто иное?

– Именно потому, – очень серьезно сказал Фельдмаршал. – Мужчина в конце концов, должен из серьезных хлопот выбираться сам. А девушке, да еще такой, помогать приходится поневоле, чтобы не чувствовать себя потом… Так вот, Полина… Мне давно уж нужен… кто-то… Не хочу употреблять вульгарное словцо «сообщник», но другое что-то не идет на ум…

– Ничего, – сказала Ольга. – Меня и «сообщник» как-то не особенно удручает.

– Прекрасно. Понимаешь ли, в моем ремесле чертовски трудно подобрать… сообщника. Животным вроде нашего общего знакомого Кудеяра гораздо легче. А я… Не сочти за похвальбу, но я свое ремесло сравнил бы с ювелирным делом. Подручные у меня есть, как же без них, но это именно подручные, на манер лакеев, оказывающие мелкие услуги во второстепенном… Ты – другое дело. Во-первых, ты до самого последнего времени была барышней из общества, что подразумевает определенное воспитание, знание языков и прочее… Ты знаешь языки? Вот и прекрасно. Значит, тебе нет нужды играть светскую даму, ты ею будешь… Понятно?

– Да, в общем…

– Второе. Тебе, извини за прямоту, нечего терять и некуда податься… У тебя есть шанс законным образом вырваться из нынешнего крепостного состояния?

– Ни малейшего, – сказала Ольга хмуро.

– А значит, тебя, если ты умная… а ты, несомненно, умная… заботят две вещи: во-первых, оказаться подальше отсюда, желательно за пределами Российской империи, во-вторых, располагать при этом достаточными средствами для жизни… Я не прав?

– Ты совершенно прав, – сказала Ольга.

– Отлично. Так вот, с некоторых пор я всерьез подумываю о том, чтобы перебраться в Европу. Здесь становится тесновато и жарковато… да и возможностей там не в пример больше. Чем цивилизованней и прогрессивней государство, тем больше оно предоставляет возможностей авантюристам… Я долго все обдумывал. Европа не склонна интересоваться прегрешениями, совершенными иностранцами у себя на родине… впрочем, и у нас в России не склонны вникать, не натворил ли иностранец что-то у себя дома, если здесь он ведет себя прилично… Если в России тебя неплохо защищают продажные судейские крючки, то в Европе, кроме адвокатов, есть еще и продажная журналистика, а это, чтобы ты знала, не менее сильная защита, если уметь ею пользоваться… И, наконец, обстоятельство, которое должно интересовать в первую очередь тебя: в Европе нет крепостного права. Даже если с тобой на улице любого европейского города нос к носу столкнется твой нынешний владелец, он ничего не сможет поделать… Как бы ни размахивал перед тамошними чиновниками и судьями купчей, ему расхохочутся в лицо. Короче говоря, жизнь в Европе для нас обоих крайне привлекательна. У меня в голове бродят пока что исключительно смутные образы, но уже сейчас можно с уверенностью сказать: такая парочка, как мы с тобой – умные, образованные, решительные, дерзкие – натворит в Европе нешуточных дел…

– Понятно, – сказала Ольга. – Бывает предложение руки и сердца, а это, стало быть, сделанное по всем правилам предложение пойти в сообщницы.

Фельдмаршал смотрел пытливо:

– Судя по твоему тону, тебя такое предложение не особенно и шокирует?

– Оно меня ничуть не шокирует, – сказала Ольга. – Я бы, пожалуй, не согласилась идти в помощники к какому-нибудь ворью, убийцам, головорезам… и в веселый дом ни за что не пошла бы. Но то, что ты предлагаешь… Меня сделали вещью, выбросили из нормальной жизни… и что же, прикажете подыхать с голоду? Считай, что ты получил согласие. Только… Можешь ты мне честно ответить на один вопрос?

– Постараюсь.

– У тебя совсем нет задних мыслей? Так-таки и нет?

Фельдмаршал на миг отвел взгляд, но тут же открыто глянул ей в глаза:

– Задние мысли есть. В конце концов, я – живой человек, а ты – невероятная красавица. Но эти мысли – далеко. Очень далеко. И я не собираюсь ни принуждать тебя, ни спешить. Если тебя это устраивает…

– Откровенность за откровенность, – сказала Ольга. – Такая постановка вопроса меня вполне устраивает. Я не Мессалина и не робкая недотрога. Посмотрим, время покажет… Если тебя это устраивает… Что ты на меня так смотришь? Будто мерку снимаешь…