Александр Бушков - Колдунья-беглянка

Ехали недолго, не более четверти часа. Карета остановилась у ворот двухэтажного каменного дома неподалеку от Невского – судя по виду, принадлежавшего, конечно, не вельможе, но уж безусловно и не стесненному в средствах мещанину или средней руки чиновнику. От дома веяло барством, пусть и не титулованным.

За воротами ожесточенно забрехали псы. Анатоль постучал тростью, приоткрылась калитка, высунулась озабоченная физиономия, заверила, что «сей минут» все будет в порядке, – и исчезла. Судя по крикам и звяканью цепей, личность сия моментально занялась сторожевыми псами. Вскоре калитка распахнулась во всю ширь, и личность, оказавшаяся пожилым лакеем достаточно опрятного и трезвого облика, вежливо пригласила заходить, сообщив, что «барин дожидаются».

Пройдя анфиладой комнат, лишь подтвердивших первоначальное мнение о доме как принадлежащем человеку небедному, они оказались в кабинете, где за массивным, причудливо-старомодным резным столом восседал старичок в черном фраке фасона павловских времен, с Владимиром на шее. Лицо у него было подвижное, добродушное, лысую голову с младенчески розовой кожей обрамлял скудный венчик белоснежных волос.

– Рад вас видеть, господин Гауф! – воскликнул хозяин с неподдельным энтузиазмом, выскакивая из-за стола и энергично встряхивая обеими руками руку Фельдмаршала. – Судя по вашему визиту, вы согласны исполнить… работенку, хе-хе? А это, простите великодушно…

Фельдмаршал сказал небрежно:

– А это, господин Столбунов, мой юный помощник… и ученик некоторым образом. Полагаться на него можете, как на меня.

– Приятно слышать, приятно слышать… – старичок вернулся за стол, шумно выдвинул ящик и принялся что-то в нем перебирать. – Присаживайтесь, господа, без церемоний!

Фельдмаршал уселся, а Ольга помедлила, глядя вбок. Было на что залюбоваться: всю стену кабинета занимали стеклянные витрины, открытые и закрытые, и наподобие книжных полок, и застекленные ящики на ножках. Там стояли и лежали разнообразнейшие диковины: странные статуэтки, то ли черные изначально, то ли потемневшие от безжалостного к ним времени, коего с момента изготовления сих предметов пролетело, сразу видно, ох как немало; загадочные предметы, о назначении которых было решительно невозможно догадаться при беглом, поверхностном осмотре; проржавевшие чуть ли не насквозь кинжалы странного вида, явно происходившие из далеких заморских краев; фарфоровая посуда, расписанная диковинными узорами, ничуть не похожая на привычную кухонную утварь или чайные принадлежности; шары и яйца из разноцветного стекла, бесформенные куски металла, словно бы испытавшие действие невероятных температур, каменные сосудики и флаконы, еще что-то непонятное, нездешнее, неведомо для чего служившее…

Ее взор вдруг приковало зеркальце – обыкновенное вроде бы, круглое, размером с чайное блюдце, без ручки, в простой бронзовой оправе, в отличие от многих других предметов, самым тщательным образом очищенное от зеленой окиси и патины. Совсем простое зеркальце – но по краям ободка шел тот же самый узор, что на Ольгином медальоне, так и лежавшем сейчас в домике на Васильевском. Никаких сомнений, тот самый узор – сам по себе достаточно простой, но в то же время исполненный некоей необъяснимой словами оригинальности, так что спутать ни с чем нельзя…

Не рассуждая, она протянула руку и подняла из лишенного верхней крышки ящика зеркальце, оказавшееся довольно тяжелым. Стекло и бронзовый ободок, никаких особенных украшательств… и вдруг ей показалось, что в зеркальце, если повернуть его особенным образом, мелькнуло не ее отражение, а словно бы видимый с высоты птичьего полета зелено-кудрявый густой лес, среди которого темнели красные черепичные крыши нескольких домов…

И тут же все пропало – но убеждение, что она действительно все это видела, было невероятно сильным. Ольга повернула зеркальце, пытаясь отыскать эту точку, этот поворот…

– Молодой человек! – самым трагическим тоном охнул старикашка, оказавшийся уже рядом с ней. – Я вас умоляю не трогать ничего руками…

Горестно закатив глаза, он выхватил у Ольги зеркало, бережно уложил его на черный бархат, держа самыми кончиками пальцев, и пояснил, глядя на ее руки так, словно опасался, что она начнет бесцеремонно ворошить сокровища:

– Тут столько хрупких предметов… Простите старику эту блажь, но для истинного собирателя невыносима и мысль, что кто-то посторонний прикоснется…

– В самом деле, друг мой, – сказал Фельдмаршал рассудительно, из-за спины старичка делая ей яростную гримасу. – Модест Петрович может подумать, что вы из провинции и никогда прежде не видали раритетов… Извините моего друга, он по юному своему возрасту ужасно непосредствен…

– Пустяки, право же, – отмахнулся старичок, моментально успокоившийся, едва только Ольга отошла от витрин и уселась в кресло. – Молодость… Итак, господин Гауф? Вас устраивает тот самый задаток, о коем я говорил… известному вам человеку?

Он показал рукой на полированную поверхность стола, где лежали, маслянисто поблескивая, шеренги золотых десятирублевиков с профилем нынешнего государя императора в увенчанной двуглавым орлом кавалергардской каске. Ольга мысленно пересчитала монеты и ряды: десять рядов, по десять золотых в каждом…

– Разумеется, – кивнул Фельдмаршал с видом чуть ли не величественным. – Тысяча рублей и еще девять по предоставлении искомого… С вашего позволения…

– О, разумеется! – Модест Петрович сделал широкий жест рукой. – Можете забирать.

– Вы не поняли, – вежливо сказал Фельдмаршал. – С вашего позволения, я хотел бы предварительно уточнить некоторые детали… Не то чтобы я вам не доверял, дражайший Модест Петрович… я, уж не посетуйте, навел о вас предварительно кое-какие справки… но все же, согласитесь, в данной ситуации я имею право задать парочку вопросов…

– О, разумеется!

– Я всегда чувствую себя чуточку неловко, когда вторгаюсь в область, где являюсь совершеннейшим новичком и профаном, – продолжал Фельдмаршал со светской непринужденностью. – Сейчас как раз тот случай, сдается мне…

– Уж не хотите ли вы сказать, что вам впервые придется… гм, совершать определенные действия? – в глазах старика мелькнуло некоторое беспокойство. – Но мне вас отрекомендовали как человека ловкого…

– Смею думать, так оно и есть. Я о другом. Простите за откровенность, но плата чересчур высока, а предмет, о коем мы договариваемся, весьма, судя по описанию, ничтожен…

– Ах, вот что вас беспокоит! – без малейшего промедления воскликнул Модест Петрович. – Некоторая диковинность ситуации… Это доказывает, простите, что вы впервые сталкиваетесь с племенем, именуемым коллекционерами… Да-с, этот вывод лежит на поверхности… Знай вы нас лучше, вы бы понимали, что все мы, что греха таить, немножечко стукнутые, как изящно изволит выражаться мой дворник Порфирий… Есть в этом некая правда, мой друг. Вам попросту не понять иных побуждений и страстей. Вы не можете себе представить, что это за мука мученическая – обладая девятью вещичками, знать, что совсем рядом находится десятая, именно для тебя представляющая исключительную ценность… Жизнь без нее неполна, неполно собрание… И горше всего осознавать, что этот предмет пылится в подвале у тупого невежи, не согласного с ним расстаться исключительно из упрямств и спеси… Вот, смотрите!