Клайв Леннард - Источник судеб

Испуская страшные проклятия, король пытался высвободиться из-под павшего скакуна. Нога запуталась в стремени, и сейчас он поносил зингарских мастеров, сработавших упряжь на совесть.

Один из бандитов попытался достать его саблей на скаку, но Конан отбил выпад: руки, хвала Митре, остались свободными.

— Чурбан! Оглобля! — завопил горбоносый. — Брюхо наел! Пристрелите киммерийского пса, да пристрелите же его кто-нибудь!

Вот от этого спасения не было. Конан мог бы попытаться отбить летящую стрелу, но только не лежа. Если они подойдут близко, то даже последний пьяница сможет всадить летающую смерть ему между глаз. Кром! Погибнуть от руки лесного разбойника!

Ярость придала киммерийцу дополнительный силы, он застонал, чувствуя, как готовы лопнуть мускулы… и все же зингарское стремя порвалось раньше.

С хриплым ревом король вскочил на ноги, вращая над головой меч, ставший сверкающим кругом. Двое попытались атаковать и были изрублены быстро и безжалостно — вместе с конями. Меч Конана был хоть и не особо длинен, но достаточно тяжел, чтобы превратиться в смертоносную мельницу. Анимар пустил свою лошадь к лесу, но та споткнулась, горбоносый покатился в траву, вскочил, выхватывая кривую саблю. Дрянь у него была сабля, как и его фальшивые украшения: она переломилась от второго удара. Горбоносый схватился за кинжал и тут же потерял его — вместе с кистью правой руки.

Зажимая рану, главарь рухнул на колени.

— Пощади! — возопил он. — Не своей волей!.. Принудили, принудили меня!

— Кто?!

— Не могу сказать, тогда — смерть…

— Ты и так умрешь, но сначала все расскажешь… королю. Альфред, веревку!

Тишина была ему ответом.

Конан огляделся: тела коней и людей усеивали поляну. Потом он увидел Ветрянку: кобыла стояла у края обрыва, грустно понурив голову. Сердце короля дрогнуло в недобром предчувствии. Ухватив Анимара за шиворот, он поволок его наверх, туда, где косогор отвесно обрывался к берегу Ширки.

Альфред лежал у самой кромки пропасти, рядом с одним из бандитов, в груди которого торчал изящный, украшенный затейливой чеканкой кинжал оруженосца. А под сердцем юноши виднелась грубая рукоять ножа, обмотанная какой-то засаленной дрянью.

Конан провел ладонью по лицу, стирая пот. Пот, что же еще — ведь он был суровым воином и только что принял битву, из которой вышел победителем.

— Кто послал вас? — хрипло спросил он Анимара. Тот заскулил и попытался поцеловать потертый сапог короля. Кровь текла из его раны, а вместе с кровью готова была уйти жизнь.

Конан ухватил бандита за ногу, легко поднял и встал над обрывом так, чтобы главарь мог хорошо видеть острые камни внизу. Тот висел над пропастью, жалобно подвывая, и его многочисленные цепочки тонко позванивали.

— Кто? Говори, или отправишься прямиком в пасть к Нергалу!

— Я не могу, не могу…

— Ваши собаки выслеживали нас, ты назвал меня киммерийцем, ты знал, кто я. Кто приказал тебе убить короля?

— Я скажу, скажу… — голос горбоносого прерывался от животного ужаса. — Но поклянись клятвой великого владыки, что отпустишь меня! Я не убивал твоего оруженосца, это собака Клейст его убил… и сам подох. Я не велел…

— Ну да, ты хотел пленить мальчишку для своих гнусных утех. Кто послал тебя?

— Дай слово короля, что отпустишь, если скажу.

Конан немного подумал.

— Клянусь.

— Гийлом! — выкрикнул Анимар, и в голосе его прозвучало торжество обреченного. — Твой вассал, твой друг, с которым ты, варвар, пил заздравную чашу или как там у вас это зовется! Он нанял нас, он приказал убить тебя! Он знал, что ты охотишься без охраны…

— Ты лжешь, мешок с дерьмом! Я построил здесь город, чтобы защищать эти земли, и никогда не ущемлял права местных нобилей!

— Пусть мне отрубят другую руку! Тебя здесь ненавидят, и не только твой лучший собутыльник…

Лицо киммерийца застыло, он сам словно превратился в каменную статую. Потом губы его расползлись в кривой усмешке, и он сказал:

— Ладно. Я тебе верю.

— Ты поклялся, что отпустишь меня…

— Поклялся. Я тебя больше не держу.

С этими словами варвар разжал пальцы.

Потом он вернулся к телу Альфреда. Рядом с Ветрянкой пасся унылый мул, а над телом юноши склонился карлик. «Отсиживался где-то во время боя», — решил Конан.

— Иди, раб, — сказал он устало. — Иди, ты свободен.

— Умер, умер, — забормотал карлик, — такой молодой, такой молодой…

— Все мы умрем, — Конан прикидывал, во что бы завернуть тело. — Кто раньше, кто позже…

— Конесьно, конесьно, — прошепелявил коротышка, — но ты, король, умресь раиьсе…

С этими словами он быстрым движением извлек из-за пазухи маленький, словно игрушечный ножечек и, подпрыгнув, ударил короля в грудь. Это было настолько неожиданно, что Конан даже не сделал попытки защититься.

Лезвие оставило лишь небольшую царапину, из которой выступила капля крови. Конан недоуменно глянул на ранку, потом смахнул каплю пальцем и лизнул его. Только вкус крови.

— Зачем ты это сделал? — недоуменно спросил он карлика.

Тот спокойно стоял рядом, не делая попытки скрыться.

— О, герцог Гийльома осень, осень коварный. Он не верил, что лесные бандита могут одолеть такого сильного и могучего короля, как ты. Ты убил их всех. Тогда я ударил тебя ядом. Осень, осень коварный яд, действует долго, но верно. Сихаскхуа — растение. Дает сок — без цвета, вкуса и запаха. Долзен был незаметно тебя поцарапать, чтобы ты умер через седьмицу от неведомой болезни в своем больсом красивом городе. Никто бы не узнал… Но раз эта собака тебе все разболтала… Мозет быть, ты успеес убить графа Гийльома. А теперь меня убивай.

— Ты — одержимый? — хрипло спросил король.

— Воля моя убивать, чтобы быть убитым, — слова карлика были темны и непонятны.

— Ты знаешь противоядие?

— Нет противоядие. Ты будес меня убивать?

— Нет! — рявкнул король, к которому вернулась воля. — Клянусь Кромом, не бывает отравы, от которой нет спасения! Ты откроешь мне эту тайну, гнусный маленький паук!

— Если ты не хоцес меня убивать, я буду резать тебе горло.

Коротышка взмахнул ножом и ринулся на гиганта. Конан инстинктивно отмахнулся от него, как отмахиваются от комара, но удара огромной ладони хватило, чтобы карлик взвился в воздух и, нелепо взмахнув ручками, скрылся за краем обрыва. Через несколько мгновений снизу долетел глухой удар.

Тайна сихаскхуа разбилась о прибрежные камни Ширки.

— Так ты утверждаешь, что эта курильница серебряная?

Туранский купец, толстый человек в шелковом халате с пестрой вышивкой, ласково улыбнулся и кивнул. Он умел улыбаться ласково и подобострастно, даже если презирал покупателя. Люди глупы — лесть продавца поднимает в их глазах стоимость товара.