Клайв Леннард - Источник судеб

— Что… — Конан захрипел и закашлялся. — Где пленный?

— Он пытался убить вас, а мы были безоружны…

— И?..

— Хвала Митре — он наслал на безумца обморок. Рухнул, как подкошенный, едва произнес свои гнусные заклинания. Его унесли в темницу, хотя он достоин немедленной смерти…

— Не сомневаюсь, будь у тебя под рукой летающий диск, ванир разделил бы участь Фингаста, — сердито проворчал король. — Скор ты, однако, на расправу, Пребывающий в Мире…

— Когда дело касается вашей безопасности…

— Ладно, ладно, — Конан уже окончательно пришел в себя и поднялся с пола. — Пленника пальцем не трогать, я еще послушаю его… бредни. Все ли собрались в трапезной? Пора наконец и повеселиться. Платье мне!

Ольвейн, уже облаченный в генеральский мундир, отвечал с поклоном:

— Все готово, ваше величество. Предатели с трепетом ожидают королевского суда, приближенные горят нетерпением сдвинуть заздравные чаши в честь славной победы. Лишь один вельможа томится за городскими воротами. Он несколько обескуражен, что его не впускают, и просил доложить…

— Кто такой?

— Граф Гийлом Гандерландский, государь. Весть о нашем несчастье дошла до него, и он привел своих рыцарей на помощь Турну.

Конан, которому юный Лука помогал облачаться в парадный камзол, застыл, так и не попав кистью в узкий рукав. Все ждали, удивленные странным замешательством своего повелителя.

— Впустить, — приказал, наконец, киммериец. — Одного. Дружина пусть ждет за стенами.

Трапезный зал занимал почти весь первый этаж королевского дворца. Не слишком широкий, в длину он тянулся чуть ли не на лигу, разделенный через равные промежутки стрельчатыми арками, замкнутыми сверху черными резными камнями с изображением оскаленных львиных зевов. Придворный живописец и камнерез, знаменитый маэстро Пиццоли да Мессано, приглашенный Афемидом специально для украшения главной резиденции Турна, был наслышан, что когда-то нынешний повелитель Аквилонии бороздил южные моря под грозным именем Амра, что значит лев. Поэтому маэстро старался, чтобы изображение царя зверей встречалось во дворце как можно чаще. Лестницу, ведущую к главному порталу, стерегли три пары прекрасно выполненных скульптур: внизу львы дремлющие, в середине львы пробуждающиеся, у самого входа львы рыкающие… Такая композиция долженствовала олицетворять мощь королевской власти и напоминать всякому входящему: не стоит будить зверя.

В простенках между забранными цветными витражами окнами висело на стенах разнообразное оружие, собранное со всех концов света. Потолок трапезной украшали фрески, запечатлевшие подвиги древних богов и героев. Легионы демонических существ повергались в прах, а силами света на каждой картине предводительствовал темноволосый смуглокожий гигант, то обнаженный, то в пернатом шлеме и крылатых сандалиях, то в блистающем панцире и с огненным копьем в руке. Маэстро утверждал, что изобразил самого Митру в его земном воплощении, однако многие находили поразительное сходство победителя демонов с человеком, сидевшим обычно во главе длинного пиршественного стола.

Этот стол тянулся во всю длину зала, и за ним легко могли разместиться пятьсот человек. Вельможи рассаживались согласно чину и заслугам: чем ближе к королю, тем почетнее. Дамы же занимали места согласно результатам последнего омовения в королевской купели: ближайшим фавориткам дозволялось брать куски с блюда самого государя.

Однако сейчас обитое бархатом сидение на «верхнем» конце пустовало. Король восседал в черном кресле с высокой спинкой, стоявшем на устроенном посреди двух центральных арок трапезной помосте, напротив средней части пиршественного стола. Конан был облачен в парадный, расшитый золотом камзол, плечи укрывала черная накидка с шерстяными кистями. Над его головой, поблескивая агатовыми глазами, распростер крылья огромный орел, искусно вырезанный из того же черного дерева, что и сидение короля.

По правую руку сидел Пресветлый. Его кресло было из красного дерева, а спинку венчал светлый лик в короне из солнечных лучей. Шафрановый хитон прикрывала синяя накидка, расшитая золотыми звездами. В правой руке Верховный Жрец держал хрустальный жезл. Слева от короля, с обнаженным мечом в руках, застыл молодой оруженосец. Сквозь пудру, которую он щедро положил на свои юные щеки, проступал предательский румянец. Десяток гвардейцев в до блеска начищенных кирасах, широко расставив ноги и по уставу наклонив в сторону копья, застыли вокруг помоста, бесстрастные, словно статуи.

Вдоль противоположной стены, над дверями, ведущими в смежные помещения, тянулась деревянная галерея. На ней стояли столы и лавки, предназначенные для народа попроще: там собрались главы гильдий, старейшины Городского Совета, богатые торговцы, старшие мастера, зажиточные граждане, словом, те, кто обладал тугими кошельками, властью и авторитетом в Нижнем Городе.

Вельможи в зале и люди на галерее тихо переговаривались, ожидая начала действа. И хотя столы уже ломились от яств и напитков, разносимых молодыми подавальщиками в темных костюмах, а тонкие ароматы изысканных блюд щекотали ноздри, заставляя желудки сжиматься в сладостном предвкушении, никто не осмеливался даже украдкой бросить в рот хоть крошку. Лицо короля было сурово, он окидывал подданных не слишком добрым взглядом, как бы размышляя, стоит ли вообще начинать пир.

Наконец Конан поднял руку и заговорил.

— Жители Турна! Вельможные мужи, прекрасные дамы, почтенные горожане! Вчера мы одержали славную победу, отправив на Серые Равнины сотни вероломных ублюдков, очистив Храм Митры от ванирской скверны… Что ж, есть повод выпить, закусить, помянуть павших, а потом и повеселиться. Но тяжело на сердце. Не радует победа, слишком много оказалось среди нас предателей. Я спрашиваю: разве не довольны вы законами, установленными в городе?

На галерее раздался возмущенный шум, послышались выкрики:

— Справедливый король! Да здравствует наш повелитель! Смерть возмутителям!

— Разве ущемлял я права знати?

На этот раз настала очередь аристократов выразить бурный протест: каждый старался перекричать соседа, заверяя короля в преданности и восхваляя его мудрое правление.

— Ладно, — махнул рукой Конан. — С теми, кто бесчинствовал в Нижнем Городе, расправился народ. Я же буду судить выродков, не гнушавшихся пить со мной из одной чаши в этом зале, замышляя, тем временем, удар в спину.

Он сделал знак, и стражники вывели на помост закованного в цепи Монконтора. Граф шел, гордо подняв голову, на его длинном костистом лице застыла презрительная гримаса.

— Говори, — приказал король, — кто надоумил тебя злоумышлять против своего повелителя?