Ральф Шеппард - Зло Валузии

Заркум, едва сдерживая ярость, смотрел в магическое зеркало. На полированной поверхности были видны окрестности Аргаима. Переполох и смятение царили в Пасиртайской степи — тлеющие угли раздул ветер с другой стороны, и теперь пламя степного пожара грозилось пожрать Аргаим и его мрачного владыку.

Топот сотен копыт гулко отдавался в висках Заркума. Он отчетливо видел в зеркале войско мятежников, неумолимо приближающееся к городским стенам и по мере продвижения растущее, как снежный ком. К кемерам уже присоединились воины почти из всех племен Сакалибы: иирки, исседоны, даи и другие.

Боялся ли колдун неистово ревущей дикой орды? Пожалуй, нет. Этот разношерстный нищий сброд вызывал у него лишь презрительную ухмылку. Только одна мысль вселяла негодование в его сердце: ведь степняки должны были стать слепым орудием грядущих великих завоеваний. Всю эту голытьбу Заркум собирался без сожалений бросить на кровавый алтарь своей власти.

И лишь на мгновение закралось в его душу неясное чувство тревоги при виде тех, кто скакал впереди мятежного воинства.

Неужели этот щенок выжил? Заркум внимательно рассматривал похожего на гирканца юношу в кольчуге и в шлеме, со шрамом над губой и пером ястреба, воткнутым в черные косы в знак принадлежности к королевскому роду. Кем он был? Безродным самозванцем, выскочкой из одного из многочисленных племен Великой Степи? Но с тем же успехом он мог быть и отпрыском Анахарсидов!

Однако еще большее беспокойство вызывал рослый мускулистый варвар в кангхских латах, скакавший бок о бок с предполагаемым наследником Хрустального Трона. Синие глаза сверкали на суровом, обожженном ветрами всего мира и покрытом шрамами лице, как два бездонных озера в песчаной, безводной пустыне...

В дверь кельи Заркума осторожно постучали. Ядовито шипя, маг развернулся. В воздухе тоненько тренькнула металлическая кхитайская звездочка, и плешивый раб-аргиппей, ловя запузырившимся кровью ртом воздух, осел у так неосторожно открытой им двери. Из горла раба вместе с бульканьем вытекающей крови вырвалось еле слышное сипенье:

— Его величество... правитель Сакалибы... Шульга...

Краснорожий толстяк в пышных, затканных золотом тяжелых одеждах, сопя и пыхтя, переступил через начавший остывать труп раба и, как ни в чем не бывало, подошел к креслу Заркума. Тот, даже не удосужившись встать, смерил Шульгу тяжелым взглядом из-под кустистых бровей, втайне сожалея, что его звездочка нашла не ту цель.

— Что привело тебя, величайший, в мою скромную обитель?— осведомился он резко.

— Плохие новости, друг мой!— пискнул Шульга. Толстые пальцы, унизанные дорогими перстнями, нервно дергались, и складки парчовой тоги на животе, которые он теребил, были влажны от пота.— Мятежники приближаются к стенам нашей лучезарной столицы!..— Из его опухших, заплывших глаз едва не брызгали слезы, накладная борода тряслась на жирном подбородке.— Их армия увеличивается. Отряды, верные нам, высланные для прекращения бунта, были разбиты наголову. Говорят, что бунтовщиками руководит демон кемеров, вышедший из вод Западного Океана, где покоится древняя Страна Змея. Его зовут Конан, и он свиреп и беспощаден.

— Нет нужды преувеличивать опасность, о, мой повелитель!— сухо и надменно ответствовал Заркум, движением сухой руки приказывая телохранителям Шульги, вошедшим вслед за правителем, убрать прочь тело зарезанного раба.— У нас нет оснований для излишнего беспокойства.

Пузатый обладатель царской тиары стоял перед вальяжно развалившимся в своем роскошном кресле Заркумом, как провинившийся школяр, а человек, формально исполнявший обязанности Верховного Жреца Уту, даже не удосужился предложить присесть особе королевской крови. Тем более, что других стульев в его келье не было. А уступать свое змеиное кресло колдун никому не собирался.

— Мне кажется, что слухи о демонах, вышедших из Западного моря, и о воскресших принцах весьма преувеличены,— продолжил Заркум, вертя в руках пожелтевший и тронутый червоточинами череп допотопной рептилии.

Перехватив испуганный взгляд Шульги, направленный на жутковатую игрушку, маг снисходительно ухмыльнулся:

— Я думаю, Ваше Величество вполне может вернуться к утехам, подобающим королевской особе. А о делах позаботятся ваши недостойные рабы!

Считая разговор оконченным, он хотел было повернуться спиной к надоедливому гостю, но тот, очевидно, был напуган до такой степени, что проявил необычное для него упорство. Он буквально вцепился толстыми пальцами в костлявое плечо Заркума и зашептал, умоляюще заглядывая прямо в глаза колдуна:

— О, наимудрейший! Спаси меня! Я чувствую, Хрустальный Престол шатается подо мной!

На его побледневшем круглом лице застыло предчувствие близящегося конца.

— Ради Эрлика, не брызгай мне слюной в лицо!— с гримасой нескрываемого отвращения Заркум отодвинулся от наседавшего на него толстяка.— Жалкий трус!— выкрикнул он, взорвавшись, совершенно не думая о том, как отреагируют на это гвардейцы, застывшие у дверей. Однако на их каменных лицах не дрогнул ни один мускул — они прекрасно понимали подлинное положение вещей.

— Свинья на троне! Пакостный блудодей!— продолжал бушевать Заркум.— Да ты совсем заплыл жиром, лишился остатков разума и отваги! Двадцать лет назад ты был решительнее, когда на пиру с льстивой улыбкой подавал кубки с ядом своим горячо любимым дядькам!

Шульга разом посерел, съежился, точно желая сквозь землю провалиться перед грозно нависавшим над ним Заркумом. Наконец, израсходовав так долго копившиеся запасы ярости, маг слегка остыл. Ему даже стало жаль запуганного и потерянного правителя. И все же, до чего приятно было ощущать свою власть...

Он небрежно потрепал Шульгу по пухлому плечу:

— Ну, полно! Ступайте в свои покои, Ваше Величество. Я постараюсь справиться и с западным демоном, и с воскресшим ублюдком Колаксая. Да и где, в конце концов, Ишпак с его непобедимыми Серебряными Грифами?— в голосе Заркума опять послышалось раздражение.

— Я с-слышал, что он занят укреплением города и подготовкой его к осаде,— несмело подал голос Шульга.

Как ни странно, но унижение и ругань вкупе со снисходительным утешением подействовали на него благотворно: он почти успокоился, и на его отвислые щеки вернулся прежний багровый оттенок. Путаясь в длинном подоле тяжелой тоги, повелитель Сакалибы поспешно покинул келью, сопровождаемый ухмыляющимися про себя гвардейцами.

Оказавшись снаружи, Шульга воздел руки вверх:

— О, Уту и Эрлик!— В голосе его была неподдельная тоска.— Я не вынесу этого долго! Как тяжела доля правителя! Где моя Нэркес, где моя красавица? Только в ее объятиях я смогу забыться!