Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин

Она закрыла глаза:

— Прости, Леша. Мне больше бессмысленно жить. Я уже не буду — никем.

Он взял ее за плечи.

— Слушай. Мне плевать. Если ты… да перестань, это истерика! Ты моя дочь, на остальное мне положить с прибором. Твой отчим тебя пальцем не тронет, а твоя сумасшедшая матушка…

Грянул дверной звонок.

— Скину с лестницы, — сказал Аспирин сквозь зубы. — И пусть потом жалуется, кому хочет.

Широким шагом он прошел в прихожую и, не глядя в глазок, распахнул дверь.

— Добрый вечер, Алексей Игоревич.

Из коридора дохнуло холодом. Ледяным. Зимним. Аспирин стоял, разинув рот, уставившись в глаза-буравчики — голубые с прозеленью, безмятежные и безжалостные.

Аспирин дернул кадыком. Опустил взгляд. Гость стоял босиком на линолеуме, камуфляжные штаны подвернуты, длинные узкие ступни — чистые и белые, будто из алебастра.

— Я пришел за Аленой.

— А я вас не звал, — хрипло сказал Аспирин, не двигаясь с места.

Гость чуть улыбнулся:

— Что поделаешь, Алексей Игоревич. Я, бывает, являюсь без приглашения.

И он шагнул через порог. Аспирин отступил. У него ослабели колени.

Из гостиной, где лежала Алена, не доносилось ни звука.

— Погодите, — быстро сказал Аспирин. — Одну минуту.

Гость повернул голову:

— Да?

— У меня к вам два слова, — выдавил Аспирин. — Идемте на кухню, там… замечательный коньяк…

Гость улыбнулся шире. Покачал головой:

— Нет, Алексей Игоревич. Не сегодня.

И вошел в гостиную.

Аспирин кинулся за ним. Обошел по большому кругу, чуть не опрокинув этажерку с дисками. Встал между гостем и Аленой.

— Привет, мелкая, — сказал босоногий, не обращая на него никакого внимания.

Алена медленно открыла глаза. И, к удивлению и ужасу Аспирина, вдруг улыбнулась.

— Ты пришел.

— Ну конечно.

— Ты меня не бросил.

— Ну разумеется.

— Ты был прав, — Алена снова опустила ресницы. — У меня ничего не вышло. Я не смогла.

Зависла пауза. Аспирин стоял, напружинившись, как вратарь. Он ждал, что босоногий попробует подойти к Алене, и не был уверен, что решится остановить его, но все-таки ждал, удерживая дрожь в коленях.

Босоногий что-то сказал. Короткая звонкая фраза.

Алена содрогнулась. Открыла глаза.

— Что ты сказал?

Гость повторил. Помолчав, с оттяжкой произнес по-русски:

— Ты смогла. Он услышал. Пришел в сознание. Вспомнил себя.

Сделалось тихо. Потом Алена глубоко вздохнула. Ее бледно-зеленые щеки вдруг порозовели — так резко, будто на них плеснули раствором марганцовки.

— Его выбор, — негромко сказал босоногий.

Алена выдохнула. Покачала головой:

— Я… устала.

— Я знаю. Пошли.

Он сунул руку за пазуху и вытащил длинный кожаный футляр. Раскрыл. Белый металл вспыхнул под лампой. Аспирину померещились блестящие хирургические инструменты.

— Нет! — он отступил к дивану, загораживая собой девчонку.

— Алеша, — слабо сказала Алена.

— Вы ее не… уходите!

Гость вытащил из футляра флейту, разобранную на две половинки. Соединил. Вставил мундштук.

— Разреши нам поговорить, — быстро сказала Алена.

Босоногий пожал плечами:

— Да сколько угодно. Говорите.

— Алеша, — Алена смотрела ясно, как в день их первой встречи. — Дай мне… Мишутку.

Он помедлил. Потом протянул руку, взял медведя — легкого, ватного — и подал Алене.

— Ты… понимаешь, — сказала она, прижимая Мишутку к груди. — Мне надо уйти.

— Не понимаю. Куда?

Она улыбнулась:

— Домой. Я все равно мечтала вернуться… Это правильно. Это хорошо. Ты за меня не бойся, я все сделала, что могла… И у меня получилось.

— А брат остается? — тупо спросил Аспирин.

Она чуть сдвинула брови:

— Да. Понимаешь… Оказывается, я приходила не затем, чтобы его вывести. Помнишь, я тебе рассказывала? Мой брат забыл себя. Он ничего-ничего не мог сделать.

— А теперь он вспомнил?

— Да.

— Почему же не пришел?

Алена улыбнулась снова:

— Потому что… Он же творец. Ему надо жить в несовершенном мире.

Аспирин помотал головой, пытаясь осознать ее слова. Оглянулся на босоногого. Тот сидел на подлокотнике кресла, задумчиво протирая флейту замшевой тряпочкой.

— Он тебя заберет?

— Да. Это правильно, ты не бойся!

— А если я не хочу? Не хочу? Я могу тебя не отдать?

Босоногий, не прекращая своего занятия, покосился с интересом.

— Есть вещи, которые не отменяются, — тихо сказала Алена. — Я перед тобой… виновата, в общем. Ты прости.

Гость поднялся — легко и бесшумно, головой почти упираясь в потолок.

— Алексей Игоревич… Посидите пока на кухне, ладно?

— Нет. Что вы будете с ней делать?

— Я заберу ее и потом вернусь к вам на пару слов. О-кей?

Аспирин посмотрел на Алену. Девчонка улыбалась — немного натянуто.

— Нет, — сказал Аспирин, чувствуя, как трясутся губы. — Я… вам не доверяю.

— А жаль, — гость шагнул вперед, аккуратно пригнувшись под люстрой. — Жаль, что я не заслужил вашего доверия.

— Алеша, — сказала Алена шепотом. — Прости, пожалуйста, но я просто не могу остаться!

Она приподнялась на локте и протянула ему руку — правую, в которой совсем недавно держала смычок.

Ладонь была такой холодной, что Аспирин почти обжегся.

— Спасибо… Алеша. Спасибо. Постарайся…

Она не договорила. Ее рука выскользнула из ладони Аспирина, как тонкая ледяная змейка. Алена откинулась на подушку, прижимая к себе Мишутку.

— Идите, — повелительно сказал босоногий.

Пятясь, Аспирин вышел.

Дверь в гостиную закрылась.

Он не помнил, как добрался до кухни. Зубами вытащил пробку из бутылки коньяка. Хлебнул.

В потайном ящике стола нашел обойму.

Вытащил пистолет из-под обувной полки, зарядил.

Из гостиной доносились звуки флейты. Еле слышно, будто сквозь толстый слой пенопласта. У Аспирина мороз продирал по коже.

Флейта смолкла. Аспирин, сидевший на корточках перед обувной полкой, выпрямился и шагнул к двери в гостиную.

Дверь распахнулась прежде, чем он успел коснуться ее. Босоногий отступил. Аспирин, с пистолетом в опущенной руке, ворвался в комнату, заранее зная, что он там увидит.

Но не увидел ничего.

Смятая подушка. Плед. Пианино. Стойка с дисками. Негде спрятаться, но Алены нет. Совсем.

Аспирин заглянул за диван. Отбросил плед. Развернулся и поднял пистолет.

Гость стоял перед ним, опустив руки. Трясущееся дуло почти касалось его высокого желтоватого лба.

— Где она? — хрипло спросил Аспирин.

Босоногий поднял глаза на пистолет.

— Из этого ствола в двухтысячном убили милиционера. Сегодня… нет, завтра, когда стемнеет, примотайте к нему кирпич и утопите где-нибудь в пруду. Только идиот станет держать такую дрянь в квартире.

Аспирин сжал зубы. Пистолет опускался все ниже, пока рука не повисла совсем.