Джезебел Морган - Охотники Смерти или Сказка о настоящей Верности

– Я рад, что ты пришла сама, Дикая, – безучастно говорит Мастер Охоты, второй человек в Гильдии после её Главы.

– Я польщена, что столь сильные Охотники собрались здесь позабыв про разногласия, – издевательский кивок в сторону стоящих рядом Охотников Ветра и Боли, – только чтобы уничтожить одну меня.

Немое, застывшее в нескольких лицах удивление во всех его проявлениях. От ленивого любопытства, до явного шока. Не сразу вспоминаю, что они не знают, что Кира уже нет.

Чуть удивляюсь отсутствию боли и горечи, словно я уже смирилась с потерей… или ничего не теряла. Странно. Но ведь нельзя потерять то, чем никогда не обладала, так ведь?

Мастер Охоты медленно, словно задумываясь над каждым шагом, подходит ко мне. Тонкие горячие пальцы скользят по шее, извлекая из-под одежды цепочку медальона. Мастер подбрасывает металлический овал на ладони, показывает его остальным – на стальном рисунке растекаются глубокие пятна ржавчины.

– Лейкерский перевал, – задумчиво тянет звуки Мастер. – Только у вас могло хватить наглости пройти там. И выжить.

– Как узнали, где меня… нас… ждать?

На губах мужчины змеится тонкая покровительственная улыбка.

– Ты всегда была любознательной, Дикая. Даже когда не могла воспользоваться полученными сведениями. Лунные послали вестника с сообщением, что вам удалось уйти и от них. Они проследили ваш путь, но соваться следом не рискнули. Так же они сочли необходимым сообщить о твоей ученице, – вздрагиваю, в глазах вспыхивает алыми звёздами затравленный страх. Если ей хоть что-то… – Нет-нет, она нам не нужна, хотя… – Изучающий взгляд скользит по фигуре Риды, заставив её щёки вспыхнуть жарким румянцем. С утробным, звериным рыком отшвыриваю от себя Мастера и одним прыжком оказываюсь перед ученицей, заслоняя её от всех. Пусть хоть кто-нибудь осмелится не то что подойти, просто посмотреть нехорошо в её сторону… Я наконец найду на ком выместить свою злость и усталость! Рядом встаёт Кэта, из-под её ногтей сочится тёмный дымок отравы. На периферии зрения маячит зыбкая фигура стража с телом и лицом моей матери. Единственный из созданный мною троицы, он готов защищать меня и Риду до последнего. Сейчас страж – квинтэссенция материнского инстинкта.

Мысленным окриком приказываю не вмешиваться – столько Охотников смогут быстро его развеять, пусть и не без жертв. Скорее всего, все и полягут, но оставлять без какой-либо защиты мою ученицу не разумно.

Никто не смеет шелохнуться. Сердца пятнадцати Охотников несутся вскачь вслед за моим, готовые остановится по одному моему желанию. Это мой предел и в лучшие времена, а уж теперь… моё сердце бьётся неровно, часто то замирая, то бросаясь вскачь. Дыхание становится прерывистым, по подбородку стекает струйка крови. Перед глазами мелькают круги, но они не искажают зрение. О Aueliende, дай мне сил выдержать!..

Обвожу всех тяжёлым неподвижным взглядом. Я устала, о как я устала…

– Я признаю за вами правоту, Мастер Охоты, – безликий, предписанный уставом тон больше всего подходит для данной ситуации. – Я позволю вам убить себя, но… – сглатываю ком в горле. – Но я должна знать, что Рида и Кэта уйдут. Живыми.

– Мы готовы пообещать тебе это, – охотно, даже слишком охотно откликается Мастер.

– Вы не п о н я л и, – говорю медленно, закрыв глаза и отсчитывая вздохи. Если они не согласятся на мои… условия, не поверят в мой блеф в самое ближайшее время, то не выдержит моё сердце, и всё окажется напрасным…

Значит, надо сделать так, чтобы поверили и согласились.

Всего лишь.

Ага.

– Я должна буду увидеть, как они уплывут. Одни, без Охотников. И вы про них с того момента забудете. Взамен, я дам вам возможность убить меня. Я даже не буду сопротивляться, – и как доказательство того, что сопротивляться я ещё могу, заставляю их сердца болезненно сократится до предела. Впиваюсь зубами в губу, сдерживая стон. Б-боги…

Некоторые от боли падают на пол, самые стойкие умудряются сделать вид, что ничего не почувствовали. Мастер был из последних.

– То есть, сейчас ты остаёшься здесь, – «и желательно без сознания» без труда читается в его словах, но я мотнула головой, показывая, что сейчас я диктую условия.

– Я ухожу вместе с ними. На три дня, до их отплытия. Потом вы, если пожелаете (а вы пожелаете, в этом я уверена!), сможете меня найти на пристани. Слово Чародейки, я там буду и дам убить себя.

Высказывать недовольство и сомнение после слова клана они не решаются. И правильно делают – такого оскорбления я бы не простила в любом состоянии.

С мягкой улыбочкой выражаю свою уверенность насчёт нашей договорённости, оставив Охотников скрипеть зубами. Кэта стремительно распахивает дверь, крепкий брус как трухлявое и гнилое дерево ломается в щепки. Уходим так быстро, как могу ковылять я: каждый шаг отзывается тошнотой и болью, я держу их сердца на привязи до тех пор, пока мы не отойдём довольно далеко. Если кто и хотел пристрелить нас в спину, то ему пришлось отказаться от этой идеи. Всё-таки для Охотников нет ничего святого, кроме чести Гильдии, заказа и собственной жизни. И иногда последнее перевешивает.

Когда я отпускаю чужие сердца, собственное бросается вскачь, радуясь освобождению от груза. Падаю на колени, не в силах выдержать наплывшую дурноту. Моя кровь снова не оставила меня, но сделала всё, чтобы мне было как можно хуже.

Рида снова набрасывает на нас всех Плащи, а Кэта подхватывает меня под руки и помогает идти.

– Ты рисковала, – осуждающе говорит ученица, держа мою руку, словно залог того, что я никуда не исчезну.

Где-то я это уже слышала…

– Я предпочитаю рисковать чужими жизнями, а не своей, – тихий, каркающий смех, понятная лишь мне шутка. Ох, Кир, ты бы оценил её по достоинству. Отгоняю наваждение тени, идущей следом, и говорю уже серьёзно: – Они сделали ошибку, не убив меня сразу. Мне потребовалось всего пара вздохов, чтобы привязать их сердца.

– Ты едва выдержала, – бесстрастно замечает Кэта. Пытаюсь пожать плечами, но когда тебя почти тащат на себе, это неудобно. Тихо и беспомощно всхлипывает Рида.

– Ну-ну, успокойся, девочка. Ты будешь великой Чародейкой, если перестанешь давать волю любым своим чувствам.

– Как ты можешь так говорить, – протестующе шмыгает носом девушка, – когда ты сама пообещала им свою смерть?

Бесконечная усталость давит на тело, веки наливаются свинцовой тяжестью, и закрываю глаза. Губы ещё дёргаются, хрипловатым шёпотом выплёвывая слова:

– Какая разница, моя девочка? Умереть сейчас или неизвестно когда, от яда? Первое мне кажется более достойной смертью, это единственное, чем я ещё смогу помочь вам. И это, во всяком случае, лучше медленного угасания и ожидания дня, когда все настойки станут бесполезными.