Анна Оуэн - Стальное зеркало

В паре личных бесед — ну конечно, при большом скоплении придворных, во время прогулки вдоль фонтанов и по мозаичным площадям внутреннего двора, — молодой человек тоже проявил себя хорошо. Повествовал о марсельской кампании, об орлеанских красотах, о церемониях, на которые был приглашен королем Людовиком. Придворные восхваляли память герцога Беневентского — и вправду незаурядную, гость легко переходил с общего к частностям, от расположения столов до узоров на чьих-то пуговицах, и не сбивался, и не путался.

Молодой человек давал пиры и совершенно не собирался покидать Равенну — словно прибыл, дабы навеки поселиться… ну надоела ему Рома, с рождения в ней живет.

Она, в конце концов, и императорам в свое время надоела, не правда ли? И столицу перенесли именно сюда. Так отчего же не последовать на время их примеру. Пожить, посмотреть, как это — по-другому. Тем более, что город и правда прекрасен, настолько прекрасен, что легко понять тех варваров из легенд, которые переходили на сторону империи и гибли, воюя против своих, потому что им довелось увидеть Равенну.

А фейерверки пользовались такой популярностью у подданных, что запретить их запускать в пределах городских стен было просто невозможно — еще случится бунт. Окна звенели на рассвете и на закате, в полдень и в полночь.

Его Величество Тидрек довольно быстро понял, что выспится и избавится от головной боли, только когда молодой герцог решит все свои насущные вопросы — и заметьте, не герцог попросил у короля аудиенции, а король сам пригласил его для доверительной беседы.

Спать-то хочется, с тихим восхищением добавил — про себя, конечно, упаси Боже вслух, — король.

Конечно, куда более точным жестом было бы сманить у многообещающего молодого человека его мастеров летающего огня, но чтобы купить кого-то, нужно, чтобы этот кто-то в чем-нибудь нуждался. А что можно предложить тому же господину Делабарта?

Марсельский экс-полковник ничего не хотел, а король Тидрек не хотел портить такое прекрасное взаимопонимание ни арестом Уго де Монкады, чей характер известен от Неаполя до Карфагена и южнее, ни осадой Тулона. Зачем? Лет двадцать назад король бы не без удовольствия затеял маленькую и заранее обреченную на выигрыш войну — но сейчас, зимой, выбираться из теплого протопленного дворца в прибрежную сырость, тратить деньги, ссориться с Папой — ой, ну зачем вся эта суета?

Так что лучше обсудить сложившееся положение — может быть, взаимная выгода только увеличится. Щедрый молодой человек очень хорошо умеет считать деньги, это большое достоинство. Не только тратить, как многие другие южане.

Удивительно, но любитель пиротехники и пиров совершенно не походил на отца. Тидреку об этом докладывали, но описания расходились с суждениями, по ним скорее выходило наоборот — очень похож. Так же энергичен, обаятелен, искренне расположен к людям — и вовсю это использует; склонен к излишнему риску — и это использует тоже, любит жизнь, всякую, во всем — и сделал это главным своим оружием… все так. Только отец хочет всего, здесь и сразу. А сын — какую-то одну вещь где-то за горизонтом.

Кто его разберет, какую — не спрашивать же прямо. Вдруг ответит, и никакой загадки не останется…

Гораздо приятнее пригласить на беседу без свидетелей — вот, скажем, в зимний сад, в котором куда ни глянь, сплошь ручьи и фонтаны, все это журчит, шелестит, птицы поют… на стеклах вода собирается и порой каплет вниз, и гость делает вид, что не замечает очередной капли, нырнувшей за воротник — ну и король не замечает, великое ли дело, вода, не отравленная. Не отравленная, для разнообразия: Его Величество слизывает с тыльной стороны ладони очередную дерзкую каплю.

Торговаться, как оказалось, папский отпрыск тоже умел неплохо. Тидрека уже много лет так не радовали, а король знал, что про него говорят, что мусульманская и иудейская общины обожают короля за привычку торговаться долго, самозабвенно и до последней четвертушки монеты. Сплетники врали. Главы общин короля ненавидели. Именно за это. Еще говорили, что король перехитрит Сатану. Выдумывали. Сатана Тидреку еще ни разу не являлся.

И не так уж велик был предмет торга — всего-то права на управление Тулоном, десять лет, а город не назовешь особо прибыльным, хотя порт неплохой и на бойком месте, но и соперников у него хватает. Хотя теперь, после завоевания Марселя, ценность города начнет расти. Но потихоньку. Так что бенефициарию не во что вцепляться — но ведь и хотят от него немногого, прибыль много больше убытка, и дальше будет только расти. Но неужели Тидрек испортит себе удовольствие, придя к соглашению за какие-нибудь жалкие три часа?

— Ваше Величество, я ценю оказанную мне милость… в моем ли возрасте надеяться спорить со столь убийственным сочетанием логики, страсти и красноречия, заточенным на оселке опыта? Но я все же позволю себе заметить, что войска вам придется снаряжать и содержать так или иначе. Я имею в виду ту невозможную и практически непредставимую ситуацию, в которой вы вдруг решите захватить не принадлежащий вам город силой… Вам придется снаряжать войска, и не только для обороны Тулона — у Галлии не одна граница, а ваше западное побережье в настоящий момент не располагает подобающим флотом и восстановление этого флота — дело не одного года. Более того, Генуя будет очень нуждаться в монаршей поддержке — в противном случае, вполне возможно, что через поколение государство, располагающееся на ваших землях, будет называться уже не Галлией, а Венето.

Тоже мне, удивил, усмехается про себя король. Это не новость, хотя изложено гладко и веско. Молодого человека хорошо выучили говорить и убеждать, но его отец в каждое слово вкладывает душевную страсть, а этот просто перебирает полированные камушки. Впрочем, он на свой лад азартен — но без шума.

— Ах, герцог, да не прозвучит это оскорбительно, но вы еще действительно очень молоды, разумеется, в сравнении с тем немощным старцем, беспомощность которого вы пытаетесь использовать с таким редкостным коварством. Подумайте сами — в наших ли землях загадывать на столь далекий срок, когда здесь каждый год происходит что-нибудь непредвиденное. А если подобные бури участятся? Может быть, ценность портов упадет чрезвычайно, а гораздо важнее станут дороги. Так что, может быть, тот ваш замечательно стоящий город или песком занесет, или болотами окружит лет через пять, а вы представляете себе, сколько добра переводит один-единственный здешний солдат? Это вам не аурелианская армия, где вояки сухой коркой да молитвой живы, это же, простите старика, сущие дармоеды. Ему подавай и оружие, и доспех, и довольствие, и жалованье — и еще к этому всему бабу…