Евгений Лукин - Секондхендж

Давненько ночное литературное кафе «Авторская глухота» не видывало такого наплыва публики. Охрана перекрыла вход, каждый пригласительный проверяли ультрафиолетом. Оставшиеся снаружи топтались под фонарем или сидели на корточках возле утопленных чуть ли не вровень с тротуаром окон, хотя различить, что там творится в полуподвальчике, заведомо не представлялось возможным: чуть приоткинутые стекла были зеркальными, а звук, проходя сквозь тесные щели, искажался немилосердно.

- Ауа... ауы... - глухо доносилось оттуда.

- Ауы... - расстроенно передразнил кто-то из неудачников, с болезненным коленным хрустом выпрямляясь во весь рост. - Ну и что это значит? То и значило.

- Ауа, ауы! - проникновенно выдохнул там, внутри, бледный одутловатый юноша заключительную строку - и замер в ожидании. Кафе откликнулось аплодисментами и тоненьким девичьим воем. Классики баклужинской поэзии, стеснившиеся за двумя столиками в углу, хранили надменное выражение на несколько искривленных липах. Рукоплескали вяло.

Два месяца назад бледного одутловатого пробило на Космический Разум - и он начал вдруг сочинять стихи, правда из одних гласных. С концертов его выходили просветленными.

Злые языки утверждали, будто контакт с Высшей Мудростью наверняка был краток, иначе бы счастливчик успел освоить всю фонетику в целом. Языки подобрее объясняли такую усеченность выразительных средств тем, что гласные звуки внушены человеку Богом, а согласные - дьяволом. Кто прав, сказать трудно. До сих пор вон спорят, не является ли игра на черных клавишах тайной разновидностью сатанизма. Некоторые выдающиеся наши пианисты даже пытались покаяться и уйти в монастырь - грехи замаливать.

И чего только не придумают скептики, лишь бы опорочить святое! Спрашивают, например, с ехидцей, зачем правительства тратят миллиарды на астронавтику, в то время как любой астралоходец за долю секунды способен достичь границ Солнечной системы. Как будто сами не знают, что дешевле запустить к Марсу картографическую тележку на колесиках, чем обучить экстрасенса картографии! И вообще чему бы то ни было.

В полуподвальчике тем временем все шло по плану.

Из-за ближайшего столика поднялся хмурый красавец в безупречно пошитом костюме и, подойдя к глашатаю Вселенской Гармонии, подал ему руку для пожатия.

- Речь! Речь! - закричали вокруг. Сразу стало ясно, что отнюдь не ради встречи с пробитым на Космический Разум собралось сегодня в «Авторской глухоте» столько народу и что подан был поэт, так сказать, для затравки.

- Речь!

Радости на лице поднявшегося не возникло, тем не менее крики продолжались. Делать нечего - дождался тишины.

- Вавилонскую-то башню так и не достроили, - как бы обвиняя в этом присутствующих, напомнил он. - И коммунизм не достроили. Почему? - Помолчал, окинул оком внимательные до преданности лица. - Вот в том-то вся и штука. Учит, учит нас история, что не с того конца начинаем, а толку? Разобьем дорогу до колдобин - и давай туда щебень сыпать, асфальтом закатывать... Смотришь, через три дня опять ухаб на том же месте. А как же ему не возникнуть, если материальную колдобину залатали, а духовная-то осталась! Матрица-то колдобины осталась! Когда же до нас дойдет, что физическое - это слепок с астрального?

Одутловатый родоначальник гласной поэзии сообразил наконец, что кончилось его время. На цыпочках вернулся к своему стулу, сел, обиделся. А говорящий продолжал угрюмо выковывать фразу за фразой:

- Наше Баклужино - духовная колдобина. И сколько бы мы ни трудились, все будет разваливаться и крошиться. Как нам обустроить астрал - вот настоящая задача. Решим ее - тогда и жизнь пойдет на лад. Что для этого нужно? Положительная энергетика. А что мы видим вокруг? - Крупные губы оратора пошевелились с омерзением, словно готовясь к плевку. - Белые маги враждуют с черными, имущие слои - с неимущими, криминалитет - с милицией, новая поэзия - с традиционной. Вот прозвучали стихи из одних гласных. Замечательно! А если кто вздумает работать исключительно с согласными? Опять вражда? Опять разборки? Опять отрицалово? Поймите: нет ни черной, ни белой магии - есть просто магия. Нет ни новой, ни старой поэзии - есть просто поэзия. То же и с неимущими. Даже если ты роешься на мусорке, кто мешает тебе иметь духовно особняк и два мерседеса? Ты создаешь этим матрицу, парадигму, по которой будет созидаться твое же будущее...

Все внимали угрюмому златоусту, за исключением разве что обиженного поэта да еще нескольких невоспитанных молодых людей, которых неизменно видишь на встречах лидеров с народом, где вместо того, чтобы ловить каждое слово оратора, они демонстративно озираются со скучающим видом, причем каждый в свою сторону.

Обычно глаза у молодых политиков ласковы и несколько выпуклы от искренности, словно их владелец готов, не сходя с места, отдаться избирателю. Этот же обращался с аудиторией обескураживающе бесцеремонно. Так ведут себя лишь в двух случаях: или достигнув высшей власти, когда уже все равно что говорить, или когда терять нечего до такой степени, что, даже если начнешь бороться за правду, хуже не станет.

Двое сидящих у самого выхода скорбно переглянулись. Затем тот, что постарше (желчный, сухопарый), встал и покинул полуподвальчик. Второй, крепыш с немигающими совиными глазами, был, казалось, недоволен таким поступком, однако тоже поднялся и вышел следом.

Выбравшись в вечерние сумерки, они протолкнулись сначала сквозь толпу неудачников, затем сквозь усиленный наряд милиции и молча направились в сторону чего-то строящегося. Фонари горели вполнакала, колыхалась юная листва, по тротуарам бродили смутные тени.

- Велика ты, мудрость народная, - отойдя подальше, язвительно изрек старший. - А уж глупость-то народная как велика...

Совиноглазый крякнул, запустил правую руку под пиджак, хотел, видно, что-то там по привычке поправить - и сильно расстроился, не найдя искомого.

Над решетчатыми воротами, перекрывавшими путь на стройку, был укреплен подсвеченный сбоку и снизу плакат: «Храмостроители! Обеспечим Господа жильем!», а на стреноженной цепью калитке лепились две таблички: «Избирательный штаб православных коммунистов» и «Агитхрам».

Двое отомкнули висячий замок и, оказавшись на своей территории, двинулись прямиком к вагончику, временно исполнявшему роль агитхрама и штаба. Вошли, включили свет. Огненно взглянула на них из угла икона Краснознаменной Божьей Матери Баклужинской, писанная явно под Делакруа: в левой руке - алое полотнище, в правой - младенец, под босыми ногами - баррикада.