Андрей Астахов - Щит Найнавы

– Ты с нами? – спросила она.

– Да, – ответила Каста. – Идите, я догоню.

Капитан айджи кивнула и сошла в люк. Береника проводила ее взглядом, затем посмотрела на Касту.

– У нас есть еще несколько минут, – сказала она. – Я постараюсь быть очень краткой, но думаю, ты все поймешь. Принцу Оваро угрожает большая опасность. Не наемники, не Айоши. В Хеалад вернулась сила, которая владела этой землей до прихода народа Дракона. Когда-то остров принадлежал зверодемонам-фамарам. Потом санджи сумели одолеть их, но сейчас они возвращаются. Если им удастся открыть бездну Абиссалиума, Теневая Сторона получит могучего союзника, а принц Оваро погибнет. Весь Хеалад станет огромным кладбищем.

– Я должна защитить принца?

– Да. Его предали все. Я прошу тебя ему помочь. Когда принц будет в безопасности, найди человека по имени Книжник. У него дары Забытых, которые ты получила от других богов. Но сначала позаботься о принце. А я дарю тебе свой Щит. Когда-то он был одной из Реликвий. Это все, чем я могу тебе помочь.

– Ты мне уже помогла, – Каста опустилась на колено, поцеловала край мантии настоятельницы. – Где мне искать Книжника?

– Думаю, он направляется в Арк. Это на юго-восток от Гойлона. Я просила его разузнать о тебе в Дреммерхэвене, но теперь в этом нет нужды. Книжнику понадобится твоя помощь, чтобы попасть в Гробницу Дракона. Вместе вы сможете остановить фамаров. Ступай.

– Ты говорила про Щит.

– Он с тобой, – улыбнулась Береника. – Мой Щит – это мое благословение. Если хочешь, можешь сделать его видимым. Просто возьми в руки самый дорогой для тебя предмет и подумай обо мне. Вспомни мое имя.

– Какое из двух, Мать-Богиня?

– Человеческое. То, под которым меня запомнят люди.

– Я поняла, – Каста поклонилась настоятельнице. – Я все сделаю, как ты сказала.

– Знаю. Благословляю тебя, дочка. А теперь иди. Они уже близко.

Площадь перед храмом была пуста. Порывы ветра гоняли по ней пыль, а у приземистого деревянного здания слева от храма стояли, сбившись в кучку, оседланные лошади. Клоч довольно хмыкнул.

– Он здесь, – сказал он тоном охотника, загнавшего добычу. – У лошадей на попонах гербы дома Эдхо. Всем спешиться! Предстоит драка с айджи.

Ла Бьер не ответил своему командиру. Он первым увидел пожилого человека в темной одежде, который вышел из здания, постоял мгновение, разглядывая незваных гостей, и побежал навстречу всадникам, размахивая руками.

– Уходите! – кричал человек. – Здесь чума! Уходите!

– Чума? – Клоч соскочил с седла, повернулся к бежавшему. – Ты кто такой, задери тебя демоны?

– Я брат Оври, врач, – человек подбежал к наемникам, остановился, тяжело дыша. – Уходите отсюда. Здесь моровая болезнь. Вы заразитесь.

– Болезнь? – Клоч недоверчиво хмыкнул. – А как же принц Оваро? Он что, заговоренный?

– Здесь нет никакого принца, – Оври снова замахал руками в отчаянной попытке убедить наемника. – Здесь больные чумой. Если вам дорога жизнь…

– Нам-то она дорога, – ответил Клоч. – А тебе, братец, нет. Потому что ты врешь. Хотя нет, не врешь. В Гойлоне действительно появилась чума. И это чуму зовут Клоч. Где принц, лекаришка?

– Здесь нет никакого принца, – Оври невольно попятился назад. – Здесь только я…

– Бесполезный кусок дерьма, – Клоч молниеносным движением выхватил меч и рубанул Оври наискосок. Доктор, хватая ртом воздух, ничком повалился в пыль. – За мной!

Наемники соскочили с коней. Дантист ударом ноги распахнул дверь в лазарет и сразу почувствовал резкий запах лечебных трав и мазей.

– Ненавижу этот запах! – пробормотал он, поморщился, покрутил головой, но пошел дальше.

В большой общей палате были больные – в основном, старики. Они лежали, натянув на себя одеяла, боясь пошевелиться, и смотрели на незваных гостей испуганными глазами. И еще здесь была молодая женщина с огненно-рыжей шевелюрой и злыми зелеными глазами. Она настороженно и пристально смотрела на наемников.

– Надо же, какие тут монахини! – присвистнул Клоч. – Знал бы, давно ушел бы в Гойлон монашить. Где принц?

– Здесь больные, – сказала рыжая. – Нет тут никакого принца. Или сам не видишь?

– Больные? – Клоч поднял руку. – Сейчас мы их полечим. Парни, арбалеты!

Рыжеволосая женщина с ненавистью наблюдала, как наемники взводят и заряжают арбалеты. Клоч взмахнул рукой, защелкали тетивы, стрелы полетели в больных. Много стрел. Когда стихли крики и стоны, Клоч снова перевел взгляд на монахиню.

– Говоришь, тут больные? – спросил он. – Все, нет больше никаких больных. Где принц?

– Ты убийца! – прорычала Кеннег, сжимая кулаки. – Мерзкий ублюдок. Гелес проклянет тебя за твою жестокость.

– Да, я убийца. А ты у нас хорошая и красивая. – Клоч засмеялся. – Небось, смотришь на нас и думаешь: "Сейчас эти мерзавцы станут меня насиловать! То-то я разговеюсь!" Ведь так, рыжая? Ты ведь поди уже не год и не два без мужика. А невозделанная дырка свербит по ночам. Свербит?

Кеннег плюнула в Клоча. Дантист спокойно вытер плевок со своей кирасы.

– Парни, что будем делать? – спросил он. – Поможем святой душе прочувствовать радость жизни перед смертью?

– Да я не против! – хохотнул один из наемников, поедая Кеннег глазами.

– С радостью, – дюжий чернобородый детина вышел вперед, начал расстегивать пояс. – Люблю рыжих!

– Погоди, Алмон, – Клоч подошел к Кеннег вплотную. – Боишься? В последний раз спрашиваю, где принц?

– В последний раз отвечаю, нет здесь никакого принца. Проваливай отсюда, ублюдок!

– Нет, так нет. Я передумал. Не будем мы тебя трахать. Зачем портить такой праздник? Хочу доставить тебе особое удовольствие, рыжая, – Клоч всадил кинжал в живот Кеннег, повернул его в ране, не сводя взгляда с ее исказившегося лица, заглядывая в полные ужаса и боли глаза женщины. – Так приятно? Я думаю, да.

Кеннег медленно осела на пол. Клоч спокойно вытер кинжал об ее одежду, ногой перевернул монахиню на спину. Губы Кеннег шевелились, но говорить она уже не могла.

– Ла Бьер, факелы, – скомандовал Дантист. – Все здесь сжечь. Немедленно.

Оври поднял голову, застонал. Попытался ладонью зажать рану в животе, но не смог – живот был распорот, ладонью такую рану не закрыть. И запах – он не обманывает никогда. Кишечник рассечен, и теперь он не жилец. Ног своих Оври уже не чувствовал. Еще совсем немного, и эта чудовищная пульсирующая во всем теле боль пройдет навсегда. Гелес, как больно! Странно, что с такой болью он еще может думать и осознавать происходящее.

Облако дыма от горящего лазарета накрыло его: Оври закашлялся, застонал, скорчился от нового удара боли. Глаза застилала обморочная пелена, но Оври еще мог видеть.