Ксения Баштовая - Пыль дорог

Джокер догнал музыканта, уже когда тот, остановившись у одной из кибиток, как родную обнял орчанку лет сорока: в черных волосах проклюнулись первые ниточки седины, зеленая кожа начала бледнеть, выгорев под жестоким солнцем, из-под нижней губы торчали острые клыки.

— Здравствуй, Таше!

Орчанка улыбнулась, ласково проведя ладонью по его щеке:

— Ты совсем не изменился, Най.

— Нел сказал, ты знала, что я приеду? — поспешно перевел разговор на другую тему менестрель.

— А ты сомневаешься? — спросила женщина.— Твоего спутника я тоже видела.— Она перевела взгляд на стоящего рядом Каренса и улыбнулась: — Могу ему погадать.

— Не верю в предсказания,— фыркнул мошенник, но руку протянул.

Ташена медленно провела пальцами по линиям его ладони, смотря куда-то сквозь Каренса. Потом вздрогнула и улыбнулась:

— Ты будешь хорошим учителем.

Каренс ожидал чего угодно, но только не этого:

— Каким, к Великому духу, учителем, делать мне больше нечего.

— Будешь,— мягко повторила гадалка.— И ученика хорошо воспитаешь.

Шулер выдернул ладонь из цепкой хватки орчанки и поспешно отступил на шаг.

— Вот еще! — Он покосился на приятеля и бросил: — Раз мое будущее мы узнали, я пойду прогуляюсь.— Мошеннику очень не хотелось узнать о себе еще что-нибудь новое и интересное.

Проводив его взглядом, менестрель ухмыльнулся:

— Хорошо ты над ним пошутила. Из него учитель, как...

— Я сказала правду,— покачала головой орчанка.— Я видела его судьбу.

Менестрель только фыркнул удивленно: кого-кого, а уж Каренса в роли учителя он представлял меньше всего. Впрочем, предположить, что он сам назовется чьим-либо мастером, Найрид тоже не мог. А раз так, надо поговорить о другом:

— Ты видела еще что-нибудь, кроме того, что я приду в табор?

Таше печально покачала головой:

— Нет. Вот только, Най, прошу тебя, будь осторожнее: тебя ищут опасные люди.

Менестрель удивленно покосился на нее:

— Кому я нужен? Граф Арзиел не настолько любит свою жену, чтобы разыскивать меня по всему Гьерту, да он и лица-то моего не видел.

Орчанка, тихо застонав, спрятала лицо в ладонях:

— Най, я говорю не о твоих любовных похождениях. Чем у тебя мозги вообще заняты?

— А что я такого сказал? — возмутился музыкант.

— Ничего,— не выдержала Ташена.— Кроме того, ты забыл, кто ты и кто твой отец.

Менестрель поправил гитару, ремень которой сползал с плеча:

— Хочу тебе напомнить, что папа ушел из табора до моего рождения.

— Думаешь, его отказ лишает тебя дара? Или, по-твоему, младшая ветвь сможет перекрыть старшую? Ни у барона Старена, ни у Нела никогда не будет твоего дара, и ты это знаешь не хуже меня.

Если бы орчанка не говорила почти шепотом, можно было бы сказать, что она кричала.

Найрид только нервно дернул плечом:

— Знаю. Но следующим бароном будет Нел. А потом — его сын. А потом — сын его сына. Мне не нужна власть в таборе.

Таше вздохнула, отбрасывая с лица прядь волос:

— Когда-нибудь ты все равно вернешься, Най. Рано или поздно.

— Лучше поздно, чем рано,— отрубил менестрель.— И не надо решать за меня мою судьбу. Тебе же никто не искал жениха, когда ты объявила, что никогда не выйдешь замуж. И даже причины не выясняли.

Зеленая кожа орчанки посерела:

— Моя жизнь — это только моя жизнь. И от нее не зависит судьба всего племени. В отличие от твоей.

— Старен прекрасно справляется,— процедил Найрид.

— У него нет твоего дара! — Орчанка чуть не плакала.

— Кажется, мы возвращаемся к тому же, с чего начали. Ближе к вечеру разгорелись костры. Острые узкие языки пламени тянулись вверх, желая попробовать небо на вкус. Несмелые гитарные переборы разорвали тишину летней ночи. Звяканье бубна вплело ритм в мелодию. Взметнулись цветастые юбки, звон монист откликается биением сердца. И кружатся вокруг костра танцующие, гитарный бой звучит в крови, блестят глаза.

Найрид некоторое время молча наблюдал за танцующими, а потом медленно отступил на шаг, скрываясь в полумраке.

Фрина стояла, склонив голову набок, и, задумчиво прищурившись, смотрела, как кружится в танце Роз. Девочка вздрогнула всем телом, когда на плечо ей легла рука.

— Фриви, не бойся,— поспешно заверил ее менестрель.— Я просто хочу сделать тебе маленький подарок.

Малышка перевела на него взгляд:

— А я не хочу за тебя замуж.

От таких заявлений, высказанных трехлетней девочкой, менестрель слегка оторопел.

— А я и не предлагал выходить за меня замуж,— улыбнулся он.

— Но ты ж назвал меня Фливи, а это — если хочешь жениться,— не успокаивалась малолетняя хулиганка.

Найрид поспешил внести ясность:

— Это, скорее, означает, что тот, кто так к тебе обращается, очень хорошо к тебе относится.

— Да? — заинтересовалась девочка.—А Лоза можно Лозви назвать?

Музыкант подавился смешком, на миг представив реакцию мальчишки на попытку переделать его имя на женский манер.

— Зови лучше просто Розом,— поспешно предложил он. Девочка важно закивала:

— А подалок?

Небольшую неразменную монету пришлось искать долго. Затерявшись в кошельке, она упрямо пряталась среди других сребреников. Наконец Найрид смог-таки извлечь ее и протянул на ладони девочке:

— Держи. Это тебе.

Та, потянувшаяся было вперед, поспешно спрятала ладошку за спину:

— А мне мама не лазлешает от незнакомцев подалки блать.

— Правильно мама говорит,— с трудом выдавил улыбку менестрель.— Но я ведь не незнакомец — ты меня уже видела.

Фриви на мгновение задумалась. Затем одним коротким жестом сгребла с ладони монету и умчалась:

— Лозви! Лозви! Глянь, что мне подалили!

Из табора путешественники ушли на рассвете. Каренс искренне надеялся, что ему удастся выспаться хотя бы среди родичей менестреля, но, увы, поутру его довольно грубо растолкали. Когда мошенник попытался возмутиться, менестрель пожал плечами:

— Я ухожу, а ты, значит, пойдешь один.

Повторять свою угрозу менестрелю не пришлось. Несмотря на то что до столицы оставалось всего ничего, шулеру казалось, разойдись они с менестрелем сейчас — и вряд ли когда свидятся вновь. А мошенник привык доверять интуиции — без чутья долго не проработаешь.

Ветер ласково перебирал травинки. Небесная синева отражалась в тонком ручейке, а упавший в воду кузнечик отчаянно пытался доплыть до берега. Мошенник подхватил на ладонь тонущее насекомое, выплеснул через плечо и ускорил шаг: менестрель уже ушел вперед.

От табора они отошли быстро. Казалось, прошло всего несколько минут, а цветастые кибитки уже едва видны на горизонте. Менестрель молчал, задумавшись о чем-то своем. Джокер никак не мог оправиться после предсказания о грозящем ему воспитания молодежи, а потому к разговору особо расположен не был. Так что из размышлений его вывел неожиданный вопрос менестреля: