Андрей Зинчук - ОЧЕНЬ Петербургские сказки

На это девушка хмыкает и неожиданно добродушно признается: – Вообще-то у меня есть, конечно, одна замечательная вещица… Хочешь, она будет нашей общей?

– Еще бы не хотеть! Ведь это будет мой первый!…

– Что?

– Первый подарок!

– Как это? Что ты врешь! Не может этого быть!

– Может, – отвечает голос. – Но об этом потом. Ты недавно упомянула два имени: Воркиса и еще кого-то?…

– А! – отмахивается девушка. – Это наша ботаничка, Алибаба Викторовна. Ее фамилия – Яицких. Семядоли там всякие, вакуоли. А он, Воркис, наш сантехник. И, можешь себе представить, завтра… Ох, завтра! Завтра, когда кончится эта прекрасная новогодняя ночь, мне вновь придется тащиться в школу. В этот ужасный надоевший пятый класс! Я в него каждый день… то есть год заново хожу. И смотрю на эту звезду востока. А у нее глаза… как две швабры! Я даже думаю, что она эти несчастные семядоли-вакуоли по ночам мучает. Не удивлюсь, если она в них иголки втыкает! Ну и, конечно, перед школой сам Воркис… Герой-сантехник. Вечно возится со своими трубами. Приварит – отварит. Потом приварит и, возьмет, и нарочно снова отварит! Они меня недавно останавливали. Ну, в костюме Деда Мороза… Думала, она меня по ботанике пытать будет. А он ничего – отпустил. Хоть бы раз на эти самые вакуоли живьем взглянуть!…

– Мне кажется, она не обычная ботаничка, а он не просто сантехник, – отвечает голос и в свою очередь спрашивает: – Тебя как зовут?

– Я Маша, – отвечает девушка и идет в "наступление": – Значит, они – не они. А ты тогда кто? Я вот с тобой разговариваю-разговариваю, а так до сих пор и не поняла: ты мальчик или, наоборот, девочка?

– Я никто.

Маша Истомина, не полных двенадцати лет. Ученица пятого класса средней школы. Проживает с бабушкой.

(Третий мечтатель добавил, что Машина бабушка больна и почти не встает с постели. И это обстоятельство является очень важным для понимания хода всех дальнейших событий.)

– Хм!… – на видеопленке заметно, как лобик Маши перерезает прехорошенькая морщинка. – Так как ты говоришь, тебя зовут? Фрява? Женское имя из первого склонения! Или, наоборот, мужское? Вот не помню, в первом мужские встречаются или нет? А до второго мы никак не доберемся – год на этом каждый раз заканчивается! Ладно, сейчас мы с этим определимся, – Маша ненадолго задумывается и предлагает: – А скажи-ка ты мне, Фрява… Что тебе больше всего на свете нравится носить? Ну, из одежды?

– Как и всем нормальным людям: джинсы. И свитер, – отвечает голос. И после этого, видимо затем, чтобы больше не испытывать Машиного терпения, из-за мусорного бака появляется некто среднего роста, в джинсах, свитере, кроссовках и с короткой косичкой волос – Фрява.

Фрява. Год рождения, место жительства и возраст неизвестны. Без определенных занятий.

(Против этого наблюдения у двух других мечтателей возражений также не нашлось.)

Маша оглядывает Фряву с ног до головы и говорит:

– Так. Не поймала. Хорошо. А что в таком случае ты больше всего на свете любишь есть?

– Все. Есть я люблю все. В моем положении особенно выбирать не приходится, – отвечает Фрява.

– Опять промашка! Тогда так… От чего ты больше всего на свете тащишься? Так же, как и я – от Нового года?

– Я его ненавижу!

Это признание звучит столь неожиданно, что Маша на мгновение теряется, но тут же берет себя в руки:

– Ты что! Это ведь так красиво: каждый день новогодние елки в огнях и игрушках! Танцы! Карнавал! Воплощенная мечта! Сказка! – Снежки разноцветные! Снежки с шоколадом! Снежки с повидлом! Даже с мороженым!

– Думаю, сказка не может быть вечной. И стотысячный год, что наступит сегодня ночью, тоже быть не должен. Хотя, тут я могу и ошибаться. Может быть, я еще просто…

– Просто что? – быстро спрашивает Маша.

– Просто глу.

– А дальше? Какое окончание у этого слова? У "глу"? – восклицает Маша.

– У глу нет окончаний. Потому что глу бесконечно. Всеобще. И повсеместно, – со вздохом отвечает Фрява.

– Хорошо. Но в школу-то ты, по крайней мере, ходишь? – говоря это, Маша снова начинает хмуриться.

– Нет, конечно. Зачем он мне сдался – один и тот же, к примеру, пятый класс?!

– Выходит, ты не учишься?

– Почему же?

– Где?

– В частности, у себя.

– Ну, и как ты это делаешь? У тебя же учебников нет!

– А мне и не нужны учебники. Я думаю. Иногда читаю книжки, которые за ненадобностью кидают мне в бак.

– А в праздники? – Маша хмурится все больше и больше.

– И в праздники тоже думаю.

– Но это же скучно – думать в праздники. Праздники нужно праздновать! – хорошо видно, что Маша ищет и не находит слов. – Я даже не знаю… По-моему, это ужасно! О чем же ты думаешь? – И, не давая Фряве времени на ответ, добавляет, от расстройства закусив свою премиленькую нижнюю губу: – А я думаю, что такие, как ты, на школьных вечерах стоят по стенкам актового зала в то время, когда все веселятся, хотя по их глазам видно, что они смертельно хотят танцевать!

– Небось, передумала дарить мне подарок? – грустно усмехается Фрява. – Вот и ты тоже!

– Полагаю, он тебе не очень-то и нужен! – уже не на шутку сердится Маша. – Я лучше закопаю его, пока нет никого. А ты отвернись!

– Только поточнее сформулируй желание: с волшебством нужно обходиться осторожно! – звучит в ответ занудный Фрявин голос.

– А чего тут формулировать? Все очень просто: чтобы бабуля была здорова! – сердито отвечает Маша и вдруг улыбается, что-то вспомнив: – Впрочем, есть ведь еще одно: все эти обворожительные картинки в учебнике ботаники: тычинки, пестики!… Хотелось бы узнать: они для чего? Иногда из-за этого я даже не сплю!… – И Маша принимается докапывать ямку, приговаривая: – Секретик должен год пролежать в земле… Ну, вообще-то это всего лишь до завтра, взять от земли силу… – Она вновь достает коробочку из секретного кармашка на груди, где, должно быть, хранит особенно для себя ценное, открывает ее и…

– Ах!

– Может, обронила?

Маша поднимает на Фряву полные слез глаза:

– Я вообще не открывала коробочки! Мне бабуля так ее и дала, закрытой. – И после этого признания Маша принимается плакать.

– Был у вас кто?

– У нас каждый день, то есть год, гости!

– А из чужих? Из чужих кто-нибудь приходил?

– Разве что дядя Костя?… Но ведь это было очень-очень давно!

– Когда именно?

– Я не знаю, как об этом сказать… Много-много раз вчера! Дядя Костя – это наш истопник. Он школу топит, и дом. Вечно они с Воркисом ругаются из-за труб и батарей! Он странный… Он не подарил мне подарка – это раз. По голове погладил и в глаза посмотрел, и ничего при этом не пожелал: ни здоровья, ни счастья – это два. Причем тут он? Лучше скажи, как мне к бабуле вернуться? Ведь только раз в жизни можно воспользоваться Зеленым стеклышком! И, видно, бабуля тянула до последнего, так ни разу и не открыв своей коробочки!…