Игорь Ревва - Последнее заклятье

— Поздравляем, — машинально пробормотал я.

— Что он там говорил про какую-то жену? — спросила Йорка.

— Просто он теперь действует не в одиночку, — ответил я. — Но, видимо, действует успешнее. Говорит, что заклятие уже чего-то там начало…

— Врет! — возразила Йорка.

— Ты думаешь?

— Уверена! И дело тут не только в драконах! Произнеся заклятие, Каараар должен будет неотступно находиться в своей башне. Как и эта его Гоара. Иначе они тоже лишатся своей магической силы. Так что время у нас пока есть.

— Но очень немного, — вставил Гилэйн. — Очень немного…

Утренний туман стелился над степью. Ноги давно уже были мокрыми от росы. До небольшой деревеньки — цели нашего путешествия — оставалось совсем чуть-чуть. Гилэйн с Йоркой спорили, как им лучше всего прижать Каараара.

— Он считает Гоару величайшей колдуньей, — говорил Гилэйн. — Но он ошибается. Ты сильнее, Йорка. Намного сильнее, чем она.

— Я знаю! — высокомерно заявила Йорка. — И что ты предлагаешь?

— Мы можем похитить Гоару и заставить Каараара снять заклятие!

— Террорист! — презрительно сморщилась Йорка. — Воевать с маленькими девочками? Тьфу! Лучше уж воспользоваться золотым зеркалом!

— Это не просто, — возражал Гилэйн. — Это зеркало — замороженный взгляд единорога! И разбивший его умрет на месте! Как и те, кто будут присутствовать при этом…

Я молча слушал всю эту магическую галиматью. Надо же! Замороженный взгляд единорога! Совсем они из ума выжили!…

Мы вошли в деревню. Что-то меня здесь насторожило. Не было слышно ни одного звука — ни человеческих голосов, ни лая собак… Хотя, может быть здесь не держат собак? Но люди-то здесь должны быть! А деревня выглядела совсем безжизненной, словно все жители покинули ее и ушли куда-то. Причем совсем недавно — над некоторыми крышами из труб поднимался слабый дымок. Не нравится мне это, подумал я, доставая свой меч.

— Ты чего?! — удивилась Йорка.

— Не знаю. Не по себе что-то…

И в этот момент на нас напали.

Нападавших было много, даже для нас. Из-за угла дома с гиканьем выскочили человек восемь, вооруженных мечами и топорами. Позади раздались такие же крики, и я понял, что мы окружены. Йорка сразу же ударила по нападавшим своей молнией, и бегущие фигуры превратились в пылающие факелы. Но Гилэйн не успел сообразить, что к чему. Один из напавших сзади ударом топора раскроил ему голову, и старый колдун рухнул на землю. Ларка громко вскрикнула и тоже ударила молнией, почти как Йорка, только с меньшим эффектом.

Я же принял на себя заботу о трех ребятах, которые подоспели откуда-то сбоку. Первого мне удалось уложить сразу. Второй сделал вид, что забыл дома включенный утюг, и быстренько побежал это проверить. А вот третий оказался самым крепким из них. Мне удалось серьезно ранить его в плечо и в ногу, но он не прекращал своих свирепых атак. Я изловчился и вонзил меч ему в грудь. Человек замер с открытым ртом, пошатнулся, глаза его закатились. Я опустил меч, расслабился, но тут этот притворщик вдруг из последних сил злобно ухмыльнулся и с силой ткнул мечом прямо мне в живот…

Когда получаешь удар мечом в живот, все остальное на свете тебя совершенно перестает интересовать, можете мне поверить на слово. Пулевое ранение— ерунда по сравнению с ранением мечом! Это мы просто так говорим: «острый меч»! Как бы не так! Когда он втыкается тебе в живот, разрывая плоть, сразу же становится ясно, что острый меч — понятие весьма относительное. На самом деле меч далеко не острый. И проникая в тело, он разрывает ткани только за счет силы удара, а не за счет своей остроты.

Такое ощущение, что внутри тебя взорвалась граната. От боли невозможно вздохнуть. Последний воздух из легких вырывается криком. Буквально слышишь хруст своих ребер и треск лопающихся кожи и мышц. И боль. Адская боль. И в глазах от нее мгновенно темнеет. Звуки ты еще какое-то время слышишь, но уже не так отчетливо. Их тоже заглушает вселенская боль, которую невозможно терпеть.

Кажется, что если подтянуть колени к животу, то боль уменьшится. И ты сжимаешься в комок, пытаясь задавить эту боль руками, липкими от крови. Но это никогда не помогает. Боль продолжает нарастать, и терпеть ее становится невозможно.

А потом ты теряешь сознание и проваливаешься в глухую черноту…

Когда я открыл глаза, боль снова была здесь. Правда, уже не такая сильная. Она превратилась в тупой молоток, равномерно бьющий по внутренностям. Теперь ее можно было хотя бы терпеть без крика. Хотя от стонов удержаться пока трудновато. Да и не нужно, в общем-то… Больно же…

Я лежал на чем-то мягком. Высоко надо мной была чернота, уходящая куда-то далеко. Интересно, умер я или еще нет? Наверное, нет. Иначе откуда же тогда боль?!

Вдруг возник слабый свет, и послышалось негромкое потрескивание. И надо мной из высокой черноты появилось лицо Йорки. Она приложила ладонь к моему лбу и что-то сказала. Я не разобрал, что именно слова звенели и грохотали на весь мир. Я хотел попросить ее говорить потише, но подумал, что в таком шуме она меня все равно не услышит. Тогда я закрыл глаза, и добрая тихая темнота снова сомкнулась надо мной.

Очнулся я опять от боли. Она стала почти незаметной, и, испытывая ее, я радовался, что она такая слабая и почти уже не оправдывает своего названия.

Я попытался глубоко вздохнуть, но боль тихонько намекнула мне, что делать этого не следует. Тоже мне — герой! Лежи спокойно, пока еще жив! Нечего выпендриваться!

Я решил последовать ее дельному совету и попытался открыть глаза. Против этого боль не возражала.

Я огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что лежу на кровати в какой-то незнакомой мне комнате. На моем животе была повязка — чистая тряпица, из-под которой торчали пучки каких-то трав. Лечебные, наверное. Я хотел было что-нибудь крикнуть, кого-нибудь позвать, но у меня почему-то ничего не получилось. Воздуха было мало, и расходовать его на подобную ерунду вдруг показалось жалко.

В комнату вошла Йорка, посмотрела на меня и улыбнулась;

— Воскрес?

— М-м-м… — ответил я. В том смысле, что да, но не совсем.

Она присела на кровать и погладила меня по груди.

— Тебе повезло, — сказала она. — Хорошо, что я и Ларка оказались рядом. Ничего, скоро поправишься! Не переживай! Очень больно? — совсем другим тоном спросила она. Глаза ее стали влажными. Губы слегка дрогнули.

— Нет, — ответил я. Никогда не думал, что такой простой ответ будет так сложно произносить!

— Молчи, Оке, — сказала Йорка. — Молчи Тебе сейчас нельзя разговаривать. Ты просто думай, а я буду читать твои мысли. Хорошо?

«Да».

— Вот и отлично! «Что с Гилэйном?»