Алекс Орлов - Золотой пленник

Узнав советника, они отсалютовали ему и приняли коня, когда он спешился.

Хозяин прошел в ворота, и Питер, словно собачонка, поспешил следом. Они миновали широкий пыльный двор, окруженный безликими каменными постройками, и остановились под следующей каменной аркой, охраняемой еще одним часовым.

— Солдат, позови сержанта, — не терпящим возражения голосом приказал Карцеп.

— Сержант Гудьир, вас зовет господин советник! — заголосил часовой. Карцеп скривился.

На ходу затягивая алый кушак и надевая киперку, появился сержант. Его усы лоснились от бараньего жира, на сорочке было свежее винное пятно.

— Здравия желаю, господин советник, сэр!

— Я хочу продать своего раба казне, — без перехода заявил Карцеп.

— А! Этого, что ли?

— Да.

Сержант икнул и прижал руки к груди, извиняясь.

— Уж больно он тщедушен и молод, господин советник, сэр. Такой сдохнет еще на марше — зачем казне такая требуха?

— Сержант, у вас есть циркуляр?

— Так точно, господин советник, есть.

— Ну так посмотрите в него — этот раб полностью соответствует требованиям. И вовсе он не тщедушный, он построил мне каменную стену.

Сержант вздохнул и еще раз взглянул на Питера.

— Вижу, что он подходит, руки-ноги при нем, оба глаза на месте. Так что сейчас же принесу формуляр, и впишем этого мерзавца. Одну минуту, господин советник, сэр. Одну минуту...

Сержант ушел, и только часовой теперь с интересом наблюдал за хозяином и его избитым рабом, гадая, за какие прегрешения невольника продают на верную смерть.

— Проще было бы убить тебя, я не нуждаюсь в этих грошах, что за тебя заплатят, — негромко произнес Карцеп, адресуя сказанное Питеру. — Но я не хочу, чтобы ты так легко покинул этот мир, ты должен сполна заплатить за мою ошибку. Сполна.

Вернулся сержант с формуляром и горсткой серебра.

— Как тебя зовут, засранец?

— Питер Фонтен, ваша милость.

— Не ваша милость, а господин сержант!

— Простите меня, господин сержант.

— Ах ты, задница деревенская! — Сержант ударил Питера ногой в голень, и тот, охнув, опустился на землю.

— Сержант, давайте уже подпишем формуляр, а то вы убьете моего раба, еще не заплатив за него деньги.

— Не извольте беспокоиться, господин советник, сэр! Эти твари ужас какие живучие — словно кошки, честное благородное. Удивляюсь даже.

Формуляр был заполнен, и пять серебряных рилли перешли в руки советника. Повернувшись, он пошел прочь, а сержант Гудьир еще наддал Питеру жестким солдатским башмаком в голень и сказал:

— Добро пожаловать в императорскую армию, сучонок. Эта крыса, советник, всучил нам тебя, но знай: ты еще будешь тосковать по его плети, такую мы тебе устроим жизнь, сучонок. Встал и шагом марш за мной!

— Но я не могу идти, господин сержант... Вы отбили мне ногу...

— Прыгай на одной, ур-род! — заорал сержант, брызгая слюной. — А то прикажу забить тебя прямо здесь!

Поняв, что сержант не шутит, Питер, превозмогая боль, поднялся и запрыгал на одной ноге за новым хозяином, осознавая, что пожелание мессира Карцепа начало сбываться.

В числе других рабов, количеством около сотни, Питера поместили жить в длинный сарай. Спали здесь часов по пять, а то и меньше, все остальное время посвящалось «познанию трудностей солдатской службы», как любил повторять вечно пьяный и злой сержант Гудьир. Познание трудностей заключалось в издевательствах над безответными рабами самого сержанта и его семерых помощников.

Чаще всего казенных людей заставляли перетаскивать тяжелые каменные блоки с одного конца пыльного двора на другой. Поднимать их удавалось только вдвоем, однако при этом, ради смеха, сержант устраивал состязания и вместе со своими дружками хлестал рабов плетками, заставляя их передвигаться с блоками быстрее. В результате те, кто приходил последним, отправлялись в «лечебницу» — темный подвал одного из казенных помещений. Из лечебницы никто никогда не возвращался, а через сутки в сарай приносили одежду, чтобы отдать тем, кто сильно поизносился.

Иногда Гудьиру надоедали скачки с тяжестями, и он просто ставил рабов на солнцепеке, а сам, сидя в тени, следил за тем, чтобы никто не шатался. Когда кто-то падал, его оставляли лежать, часто испытуемые там и умирали.

Несмотря на то, что у Питера болела ушибленная нога, он старался не подавать виду и, чтобы не попасть в «лечебницу», старательно таскал камни в паре с такими же, как он, беднягами.

Помимо основной бесправной части невольников среди казенных рабов имелась собственная «знать» — настоящие воры и разбойники, убивавшие на воле людей и, будучи пойманными, проданные в неволю. Руководил воровской шайкой некто Рафтер, человек сильный и жестокий. Его молодчики терзали людей в сарае, после того как те возвращались с ристалищ сержанта Гудьира. Рафтер требовал подношений, вымогая те крохи, что удавалось заполучить несчастным самыми удивительными способами.

Почти каждый день кто-то из невольников выходил в город на работу с оплатой в карман сержанта, но по возвращении молодчики Рафтера трясли несчастного, забирая у него то, что удалось стащить на воле, — кусок хлеба, монетку или носовой платок. В неволе ценился любой пустяк.

Разбойники имели преимущества не только в сарае, но и перед сержантом Гудьиром, члены шайки никогда не подвергались тем издевательствам, что остальные невольники, откупаясь своей добычей и присматривая за основной массой рабов.

Через две недели пребывания в сарае в качестве казенного невольника Питер все еще был жив. Его неоднократно избивали помощники сержанта и разбойники Рафтера, однако пока ему везло и все обходилось кровью и синяками — кости оставались целыми. Миновало Питера и другое несчастье — большинство невольников страдали запорами от пищи, которую им давали, бедняги обрывали с дикой сливы листья, чтобы хоть как-то поправить здоровье.

— Сегодня у вас есть возможность отличиться, дерьмоеды! — объявил сержант перед началом очередного ежедневного истязания. — Мне нужен каменщик — есть знакомые с этим ремеслом?

Питер думал недолго.

— Я, господин сержант! — Он высоко поднял руку, чтобы его заметили.

— Ну-ка выйди сюда.

Питер вышел и замер в напряженном ожидании. Гудьир мог отреагировать как угодно — дать пинка, ударить в лицо или отправить в «лечебницу».

— Это ты каменщик? — Сержант обошел худосочного юношу вокруг. — Ты знаешь, что с тобой будет, если окажется, что ты не каменщик?

— Знаю, господин сержант.

— Сколько же тебе лет, задохлик?

— Семнадцать, — соврал Питер.

— Кем был твой отец?

— Садовником, господин сержант.

— Где же ты научился ремеслу каменщика?

— У своего бывшего хозяина советника Карцепа.