Кирилл Алейников - Игра во все руки

Роман

Кто-то будет предан, кто-то станет предателем. Кто-то будет сражаться за веру, а кто-то — по приказу. Все герои этой книги погибнут — так решил рок.

Слияние неминуемо, ибо альтернатива — это Коллапс. И нет добра и зла вне человека, вне существа, вне души. Все добро и все зло каждый несет внутри себя.

Автор не придерживается ни одной из сторон, противоборствующих в повествовании. Автор лишь описывает то, что рано или поздно произойдет.

Актарсис.

Яугон.

Два мира. Параллельных, смежных — неважно, как их обозначить.

Главное — они есть. Совсем рядом, почти видимые, ясно ощущаемые многими людьми.

Мир Добра и Света, Счастья и Справедливости.

И мир Зла и Тьмы, Горя и Смерти…

Порой кажется — протяни руку, и коснешься материи параллельного мира, ведь она — материя — вплетена в нашу реальность как шерстяная нить цветного узора вплетена в шерстяной же платок. Совсем близко, настолько близко, что порой холодок пробегает по телу. Чуть сощурить глаза, и вот он — чужой, в чем-то схожий, но явно отличающийся мир. Мир с иными законами, иными обитателями. Мир, представляемый в разные времена и разными народами по-разному, названный десятками разных имен, обладающий сотнями вымышленных свойств.

Протяни руку — и ты коснешься его. Прищурь глаза — и ты сможешь его увидеть.

И какой из этих миров станет твоей новой обителью, зависит только от тебя…

Он открыл глаза.

Странно, но почему-то это элементарное движение далось с трудом, будто веки чудовищно тяжелы, будто к ним подвешены пудовые гири.

Сначала он ничего не видел, и подумал даже, что вовсе не открывал глаз, но вскоре осознал, что смотрит на небо. Звездное небо, усыпанное миллионами крошечных сверкающих точек. Ночь.

Отчего-то пришло ощущение, что когда-то он был там, на небе… абсурд. Впрочем, почему абсурд? Вполне вероятно, что когда-то он бывал на одной их тех звезд, ведь их так много…

В мозг стали поступать сигналы. Вроде бы тело осталось целым: ноги, руки — на месте, ран не чувствуется. Зато чувствуется холод. Зимний холод, стужа, мороз. Но этот факт не волнует.

Почему?

Он догадался, что лежит в снегу, и сверху также накрыт снежным покрывалом. Нормальный человек давно бы уже окоченел, помер от переохлаждения, от загустения крови, от остановки сердца.

Нормальный человек…

"Но кто тогда я? — спросил он сам себя. — Не человек?"

"Да, ты не человек", ответил внутренний голос.

Диалог не смог развиться далее, поскольку все тело содрогнулось, сложилось пополам от дикой боли. Он перевернулся на живот, с трудом сгибая онемевшие суставы, и застонал. Застонал страшно, как раненый зверь, а не как человеческое существо. Хотя, он ведь не был человеком…

Что за боль скрутила тело? Отчего она так знакома? Может быть, дают знать о себе прежние ранения?

Нет, раны тут не причем — он быстро это понял. Такую боль, адскую, страшную, мутящую разум может причинить лишь инстинкт, окрещенный жаждой. Или голодом, что одно и то же. Он хотел есть, пить, рвать плоть, захлебываться кровью…

"Рвать плоть? Захлебываться кровью? Откуда такая потребность? Разве я хищный зверь?"

Искрой в мозгу вспыхнула догадка: "Да, я какой-то зверь. Судя по ощущениям тела, достаточно крупный. Волк или медведь. Или леопард. Раз вокруг лежит снег, значит, я могу быть снежным барсом".

Судорога снова скрутила его пополам и заставила повернуться в прежнее положение — на спину.

"Я хищник. И мне во что бы то ни стало необходимо начать охоту. Надо только встать на ноги (или на лапы?), лизнуть для бодрости пушистого снега, и побежать, побежать, побежать, вынюхивая след".

Он снова перевернулся на живот, но теперь — по собственной воле. Подогнув под себя конечности, он попытался встать. Не получилось. Тогда он снова попытался. На этот раз попытка завершилась более или менее успешно — он стоял, покачиваясь, на четвереньках, и туманными глазами, в которых взрывались фейерверки разноцветных колец, смотрел на снег.

В конце концов, он опять рухнул в сугроб, зарывшись лицом. Нет, не хватает сил.

Не сразу он осознал, что слышит чьи-то голоса. "Собратья? Другие волки-медведи-барсы? Или те, кто должен охотиться на меня?"

Ответ дали все те же инстинкты — они не стали кричать, что необходимо прятаться, но наоборот, подначивали подать в ответ голосам какой-то знак. Свой голос.

Он тихо застонал. Голоса умолкли. Он застонал громче, и услышал, что под чьей-то поступью хрустит снежный настил. Хруст приближался, пока кто-то над самой головой не произнес:

— Боже правый, как он здесь очутился?

Их было двое. Люди. Они схватили пребывающее на грани голодной смерти, не осознающее самое себя существо под мышки и куда-то поволокли. Что-то говорили, но что, было трудно разобрать. Лишь две фразы:

— Такое впечатление, будто он с самолета выпал, — тихо сказал голос.

— Да нет, коридор в трехстах километрах на юг. Этот, наверное, прямо с неба свалился, — возразил второй.

"Определенно, я с неба", мысленно согласился тот, кого тащили. "С неба, но не с самолета, не из космоса, не с далекой звезды. Нет".

Он попытался попросить чего-нибудь поесть. Или попить. Крови. Стал мычать, борясь с одеревеневшими губами и монолитным языком. Люди остановились, один из них приложил ухо к посиневшим устам того, кого тащил. Попытался прислушаться. Приблизил ухо к самым губам, даже нечаянно коснулся их…

Внезапно округу встревожил крик. Крик боли и страха, крик отчаяния и ужаса. Один из мужчин — это были мужчины — отскочил, держась двумя руками за шею. Сквозь пальцы фонтаном брызгала кровь, орошая белое покрывало. Он сделал несколько шагов и упал.

Кровь. Он почувствовал этот вкус. Вкус жизни и смерти. Терпкий, сладковатый, густой, с металлическим оттенком. Кровь.

Он зарычал. Зарычал свирепо, как настоящий, хищный, смертельно опасный зверь. В два прыжка он оказался рядом с упавшим мужчиной, раскинул его руки и вгрызся в шею, жадно всасывая желанную жидкость. По телу заструились потоки энергии, наполняя окаменевшие мышцы силой. С каждым глотком силы прибывали, и вместе с ними росла жажда. Голод и жажда.

Второй мужчина вскинул ружье и выстрелил два раза подряд. Выстрелил крупной дробью и не промахнулся. Но боль от попадания сейчас не волновала зверя. Он продолжал сосать кровь, и уже начал отрывать податливые, теплые и мягкие ткани от своей жертвы, заглатывал их, не жуя, как удав.

Ещё два выстрела. На этот раз мужчина промахнулся. С диким воем он помчался прочь, не разбирая дороги. Прочь от жуткого зрелища, зрелища того, как человек пожирает человека.