Андрей Стерхов - Тень кондотьера

Улома, коротко стриженый богатырь с лицом невинного ребёнка, сидел за внушительного вида столом своего непосредственного начальника и, напряжённо глядя на монитор, беспрестанно щёлкал кнопкой мыши. Щёлкал с таким остервенением, будто отстреливался от стаи оголодавших волков. Среагировав на скрип двери, оторвался он от своего занятия не сразу, оторвался с трудом. Но когда всё-таки сумел, радостно воскликнул:

– А-а, Егор-братишка! – И уже выбираясь шумно из-за стола, спросил сущую ерунду: – Добрался?

Я развёл руками, дескать, как видишь, и протянул пятерню. Улома пожал её с такой силой, будто это был тугой экспандер, а после всенепременных "сколько лет, сколько зим" ещё и бока помял мне в крепких объятьях. Когда закончил тискать, махнул гостеприимно в сторону расставленных вдоль стены стульев и сказал:

– Проходи, братишка, падай. А я схожу, Самохина твоего вызову.

– Отпустят? – засомневался я.

– А куда они денутся.

Подмигнул заговорщицки, Улома одернул лацканы ладно сидящего на нём гражданского пиджака и с решительным видом вышел из кабинета.

Когда дверь за Борей захлопнулась, я, протиснувшись между стульями и столом, бесцеремонно уселся в нагретое хозяйское кресло и не преминул (а кто бы на моём месте поступил иначе?) глянуть на экран монитора с инвентарным номером сто семьдесят шесть дробь двадцать три. То, что я там увидел, ничуть меня не удивило: по широкому жидкокристаллическому полю сновала туда-сюда огромная мультяшная муха. Она была такого отвратно-помойного вида, что само собой возникло желание оживить мухобойку, оставленную Уломой в правом нижнем углу. Еле-еле я удержался, чтоб не ввязаться в бой.

Избегая искушения, развернул монитор от себя, откинулся на спинку кресла, крутанулся по часовой стрелке, потом против и, отъехав назад, оглядел небогатое убранство кабинета. Ничего необычного, а тем более волшебного не увидел. Всё было, как в заурядном служебном помещении самой рядовой конторы: два стола, поставленные буквой "т", стулья с одной стороны, стулья с другой, несгораемый шкаф в одном углу, рогатая вешалка в другом, на стенах тут и там какие-то самодельные графики, над дверью медная подкова из сувенирной лавки, на полотне двери – старый календарь за две тысячи пятый год с рыцарем-паладином. На календаре мой взгляд и задержался. Разумеется, не случайно. При всей внешней пасторали там присутствовала некая драматургическая напряжённость. Дело в том, что облачённый в сияющие доспехи истребитель нежити, заняв позицию на живописном холме, устремил немигающий взор на излучину реку, а там в предрассветном тумане мирно пасся небольшой табун. Складывалось такое впечатление, что любимец богов потерял в жаркой битве верного коня и теперь, не страшась прослыть в народе падшим, примеряет на себя роль конокрада. И я уже было собрался пофантазировать на счёт дальнейших перипетий непростой судьбы этого печальника, да только в этот момент дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет вошли сперва Улома, а вслед за ним тот, ради кого я пришёл, – Модест Владимирович Самохин, долговязый худощавый дядька со шкиперской бородкой.

Безропотно и поспешно уступив молотобойцу огневую точку истребителя мух, я подошёл к эксперту и протянул ладонь:

– Добрый день, Модест Владимирович.

После чего немного напрягся, пытаясь подобрать дежурные фразы, приличествующие моменту. Всё-таки мы с Самохиным не такие уж близкие приятели, чтобы я мог озадачить его вот так вот запросто и сходу. Не кореша мы с ним закадычные. Нет.

На моё счастье ничего такого выдумывать не пришлось.

– Чего там у тебя, дракон, выкладывай, – крепко пожав мне руку, призвал эксперт переходить к сути без лишних церемоний.

– Вот за что люблю спецов, – невольно улыбнувшись, признался я, – так это за их конкретный к любому делу подход. – После чего вытащил лист с изображением пантакля и протянул: – Оцени, Модест Владимирович, вот эти вот каляки-маляки.

Эксперт торопиться не стал. Сначала изобразил правой рукой замысловатый охраняющий жест, будто иероглиф цуань дважды нарисовал, затем вытащил из кармашка камуфляжной тужурки и насадил на левый глаз защитный монокль из бутылочного стекла, что, по слухам, собственноручно отшлифовал на Шаман-камне. Потом зажмурил правый глаз крепко-крепко и только тогда взял у меня протянутый лист. Держа на вытянутых руках, развернул его осторожно двумя пальцами и где-то, наверное, через минуту, не отрывая взгляда от рисунка, произнёс:

– Ну что могу тебе, дракон, сказать. Вероятнее всего, это заготовка для эрзац-пантакля, основанном на образе пантакля, то есть протопантакле защиты от преследования. Судя по всему, заготовка выполнена малолетним ребёнком. Естественно слегка замороченным. – Вынув монокль, вернул его в карман и задал естественный вопрос: – Откуда это у тебя, дракон?

– Места грибные знаю, – уклончиво ответил я. Покосился на молотобойца, который что было сил лупил по мухе и старательно делал вид, что нас не слушает, и продолжил: – Объявлять эти места не буду, только вот что скажу я тебе, Модест Владимирович: имеется у меня ещё дюжина подобных рисунков. Нарисованы разными детишками, но все на ту же очаровательную тему.

Удивлённо вскинул бровь, эксперт покачал головой:

– Это плохо, дракон, это очень плохо.

– Плохо, – поддакнул я. – Знаю, что плохо. Дети как ни как. – Выдержал недолгую паузу и уточнил: – А скажи, Модест Владимирович, зачем дети-то привлечены? Взрослых, что ли, вокруг мало?

– Ну это, дракон, как раз понятно. Чтоб детей заморочить, меньше Силы требуется. Это, во-первых. А во-вторых, у детей заготовки чище получаются. Меньше жизненного опыта, тоньше слой личного отношения, легче соскрести. Соображаешь, о чём я?

– Ну а как же. Тогда ещё один вопрос: а на кой чёрт так много-то заготовок? Разве, одного знака для исполнения воли не достаточно?

– Вполне. Если всё грамотно сделать, то больше одного и не требуется. Но тут, видимо, имеем дело с какой-то психологической травмой. Настолько гражданин кого-то или чего-то испугался, что уже берегов не видит. Слетел с катушек. Штампует чисто на автомате, и остановиться не может. Случай из разряда "заставь дурака богу молиться, он лоб расшибёт".

– А почему ты, Модест Владимирович, так уверен, что это гражданин? – зацепился я за эту деталь. – Разве гражданка не может такое учудить?

– В принципе, конечно, может, – ответил Самохин, – но в данном конкретном случае орудовал мужчина.

– И откуда же у тебя такая уверенность?

– Да просто вижу, дракон. Начертила эту штуку девочка, но, выводя надписи, старательно копировала почерк взрослого мужчины. – Самохин ткнул длинным узловатым пальцем в рисунок. – Видишь, как размашисто написано. И буквы корявые, и линии широкие, и углы острые, ну и так далее, и тому подобное. Я, конечно, не бог весть какой графолог, но ни на йоту не сомневаюсь, что образец выписал мужчина. Причём мужчина высокий, с узкой грудной клеткой и слабой мускулатурой. Суходрыщ, наподобие меня.