Екатерина Хайрулина - Игры в вечность

А взамен? Станет мелочным, хитрым старым царьком? Нет, конечно не так… не так скоро? А ведь однажды он действительно состарится, сморщится, поседеет, ослабеют руки и выпадут зубы. Она увидит все это, как видела не раз. Он изменится, люди меняются… Сможет ли она вот так же быть рядом с ним, что бы не случилось? Вряд ли. Зачем врать? Она найдет себе нового, молодого царя, который будет преданно заглядывать в глаза и вилять хвостом. Так может лучше сейчас, честнее? Поторговаться с ним, пообещать… чего ему обещать?

– Нет, моя богиня, – шепнул он, – я не стану торговаться с тобой, я сделаю это просто так, для тебя. Но я хочу понимать: что я делаю и зачем. Зря она затеяла это.

Ведь так нельзя! Он хочет?! Какое право он имеет хотеть, что-то требовать от нее?! Она богиня, она имеет права без объяснений.

Лару все же дернулась, глупо, словно девчонка, попыталась вырваться, вскочить на ноги, обрушить на строптивого царя весь свой божественный гнев, но натолкнулась на серые спокойные глаза. Замерла, прикусив губу. А царь потянулся к ней, поцеловал, и долго смотрел, улыбаясь, осторожно гладя жесткими шершавыми пальцами по щеке. Моя богиня, говорил он. Моя. Кто другой бы посмел? Его богиня!

Мелкие морщинки уже начали появляться у глаз, делая взгляд пронзительней и резче, на висках пара ранних седых волос, кожа потемнела от солнца, обветрилась… не мальчик, нет, давно не мальчик, такого не пошлешь… и плевать ему, что она богиня, а он всего лишь человек. Боже! неужели она такая старая? Триста лет!

– Это игра, – губы шевельнулись почти сами, плохо понимая кому говорят и зачем, неумело оправдываясь, – игра и больше ничего. Почему ты не хочешь…

Лару старательно обвела в кружочек еще один город, повернулась и показала Думузи язык.

– Еще один! – победно провозгласила она. – Майруш! Итого – четырнадцать городов с храмами! А у тебя только пять осталось!

– Ру, ты слишком серьезно к этому относишься, – пожал плечами Сребророгий месяц-Кунан с соседнего дивана.

– Как раз наоборот, слишком не серьезно, – буркнул Думузи.

Они сидели в главном роскошном зале небесного дворца, где во всю стену красовалась карта мира с раскрашенными зонами влияния. Здесь было так удобно делить этот мир, попивая вино и болтая о вечном. Главный зал их игры.

– Да ладно, кому нужны эти рейтинги? – Кунан протянул руку, взял со столика имбирное печенье.

– Как кому? – изумилась Лару. – Это же сила! Чем больше влияния, тем больше силы!

– Чем больше, тем больше, – передразнил Думузи. – Зачем тебе еще? Ты и так хороша.

Месяц-Кунан страдальчески закатил глаза, эта тема успела его основательно достать. Собственных почитателей ему хватало, а чужих отвоевывать он не собирался, по крайней мере в войне. Лару с Думузи же грызлись едва ли не из-за каждого человека. Впрочем, скорее из чувства противоречия, чем ради какой-то цели. Просто игра.

Забавней всего в этой ситуации было то, что Эмеш, вот уже лет двести не вылезавший из своих глубин, держал рейтинг куда выше их обоих. Впрочем, в последние годы начал потихоньку сдавать позиции, почти незаметно. Но Эмеш – творец, люди будут почитать его просто так. Выше Эмеша только Атт – громовержец и владыка небес.

– Слишком не серьезно ты… – тихо повторил Думузи, дикий ветер степей. И вдруг снова усмехнулся ей в глаза, – а думаешь, завоевав город и построив в нем храм, ты заставишь людей почитать тебя?

– А куда они денутся? – удивилась Лару. – Рано или поздно начнут. Я не тороплюсь.

Дело пошло, за работу уже взялись аннумгунские жрецы, и певцы уже поют песни о той победе, прославляя Златокудрую, что принесла победу Аннумгунскому царю. И Майруш скоро поверит и возрадуется ее величию! Великая битва, великая слава! Осада Майруша… помнишь, как это было?

Там было жарко, сухо, только пылища поднималась столбом. Да и не осада, про осаду придумали потом, что три дня и три ночи, доблестный враг, ощетинясь, сурово сжимает в руке копье – про такого врага не стыдно и вспомнить, такой победой – не стыдно и гордится!

А было так, забава. С разбегу взяли, с первого же наскока. Снесли хлипкую ограду, разнесли по кирпичику царский дворец, прирезали в неразберихе ихнего царя, вот Тизкар тогда, помнится, своей рукой и прирезал.

А тот царь? Мальчишка. Он изо всех сил задирал подбородок, стараясь выглядеть надменно и грозно, но выходило скорее беспомощно и смешно. Жиденькая, не успевшая войти в силу бородка топорщилась тонкими косичками, царские одежды мешком висели на костлявых плечах… длинная бахрома, затейливо расшитый белоснежный плащ-конас, и драгоценный кидарис, слишком тяжелый еще для его головы, который все норовил сползти на лоб… золотые браслеты болтались и звенели на руках. Щенок в дорогих побрякушках, не воин.

Он все кричал, словно наивно пытаясь прогнать аннумгунских солдат: «вы не имеете права! убирайтесь домой, грязные свиньи!» Дворцовая стража толпилась вокруг, едва ли не хватая за руки, чтоб сдуру не кинулся в драку – всем ясно, что драться уже бесполезно. А он все кричал, ярился, брызжа слюной, потрясал в воздухе кулаками… но верная стража упрямо тащила назад.

Атну стоял напротив, чуть ухмыляясь, небрежно вытирая испачканную в чужой крови руку о короткую армейскую рубаху, торчащую из-под бронежилета. Дикий матерый волк, голодный волк… и лопоухий дворцовый щенок.

И вдруг мальчишке каким-то чудом удалось вывернуться, он с истошным криком кинулся на Атну, в тонкой руке молнией сверкнул кинжал.

Только Тизкар успел первым. Тело упрямого щенка дернулось, обмякло, рухнуло к ногам. Остальные сдались почти без боя.

Почти. Старый майрушский сотник Мессилим дрался отчаянно, до последнего, как горный лев. И даже когда весь город покорно, словно жертвенная овца, складывал оружие к их ногам, Мессилим, окровавленный, раненый в бок, скрежеща зубами, положил едва ли не десяток аннумгунских бойцов. Безумная ярость в глазах, серый слой пыли на сером лице и широкие подтеки пота, искореженный доспех, чужой медный меч, вместо своего, поломанного, стиснут в руке. Но до конца, пока еще жив – до конца!

Голову Мессилима воткнули посреди площади на шесте, и радовались потом, а потом пили. И жирные мухи стаей вились вокруг поверженной головы, на жаре… Грязь, вонь и мухи, затравленные лица новых рабов, глухой лязг кандалов, груженые добычей ослы… Певцы воспоют эту победу в веках! Победы приятно вспоминать, но лучше – песни о победах. Песни в ее честь.

– Почему ты не хочешь?

Это был не вопрос, а если и вопрос, то не царю, а самой себе. Люди должны выполнять волю богов не спрашивая, не сопротивляясь, их ведь для этого и создали, своими руками, они лишь фигурки на доске. Ресурс для пополнения силы. А силы ей надо много, очень много… у нее есть цель! Жаль только, никому нельзя рассказать.