Алексей Осадчук - Белый воин

Подтверждая сказанное, панны встали из-за стола и поклонились сидевшему во главе его, новому конунгу.

-Как же…?! – заикаясь, пролепетал ошеломлённый Велим.

– А то что вы, уважаемые панны, – будто, не замечая лепета, растерявшегося Красномова, рёк Ваянар, – не извещены были, так на то причин веских с избытком есть. Ведомо нам, что ты, Велим, со своим людом, узрев полчища тарковы идущие на штурм, оставил часть стены крепостной Мирольма, тебе под охрану отданный. Предав конунга своего и народ свой, удалился ты на пристани к баррканам, спасая жизнь свою никчемную и утварь свою. С ворогом, ворвавшимся в ворота главные, вступила в бой дружина стольная, во главе с самим Рыжебородым. Пока вои стояли насмерть в сече страшной, через стену тобой позорно оставленную прошли тарки, растерзав жалкую кучку героев не оставивших стену следом за тобой! А затем нежданно ударили в спину дружине конунговой!

В палате стояло грозное молчание. Велим, грузно упал на колени где стоял, он рыдал и умолял, ползя на коленях к главе стола, где молча сидел, конунг Седовлас. Тем временем, Верхний друид продолжал свою речь:

-Наказание за предательство народа своего, вы знаете!

Десяток воев, с непроницаемыми лицами стоявшие на дверях по знаку воеводы Торли быстро подбежали к побледневшим паннам и грубо достали их из-за стола. Кто-то из них пытался вырываться, кто-то обреченно опустив голову, принимал пришедшую расплату.

Последнее слово оставалось за правителем. Конунг медленно поднялся и властно произнёс:

-Не на совет вы пришли ныне, а на суд Верховный. Нет места предателям среди общины нашей. По закону даденному Вышним позор ваш с рода вашего смоет пучина морская! Грех же ваш не лежит на женах и детях ваших, а также люде подневольном, что ушел по наказу хозяев своих. Только мнится мне, что те вои что отступили от наказа позорного вашего и погибли в бою на стене, лишний раз подтвердили, что человек волен в своей доле. Вечная память защитникам, павшим в бою с ордою Тёмною!

После всех слов конунга все присутствовавшие встали со своих мест, отдавая честь павшим.

-По примеру героев тех, погибших свободными людьми, я даю вам возможность смыть позор ваш в бою кровию. Выбор за вами. Нынче же возьмете вы своё оружие и наденете свой доспех, да выйдете из ворот городских на встречу врагам. Или же поглотит ваши тела и души море хладное.

Развернувшись спиной к предателям, Седовлас, дал понять, что приговор вынесен. Скулящего Велима, дружинники вытащили из дверей вслед за четверыми приговорёнными. Днем приговор приведут в исполнение. Как умереть панны решат сами – в бою или в море с камнем на шее.

Казнь началась спустя два часа. К чести приговорённых, все пятеро выбрали смерть в бою. Они стояли во внутреннем дворе перед крепостной стеной, прощаясь с семьями. Женщины, рвя на себе волосы и одежду, выли от горя. Панны, предавшие свой народ, одетые в богатый доспех, кто с секирой, кто с мечом в руках, обнимали плачущих. Только неуклюже сидели дорогие, блистающие на выглянувшем солнце латы паннов. Не привычны к ратному делу богатые лоримы, не держали их холёные руки ни мечей, ни секир. Всё к серебру да злату тянулись их мягкие да ухоженные пальцы.

Простой люд молча смотрел на прощавшихся. Женщины, сопереживая горю жен приговорённых, пускали скупые слёзы. Мужчины, почти все сжимающие оружие в руках, кто отстранённо, а кто осуждающе смотрел на прощавшихся. Только дети, не понимающие, что происходит, шныряя по рядам плотно стоящих или стоя рядом с родителями, испытующе заглядывали в лица взрослых, надеясь там разглядеть что же всё-таки правильно, а что – нет.

Конунг, поднявшись на крепостную стену в сопровождении Ваянара и воевод подняв вверх руку, призвал к вниманию собравшихся.

-Все вы знаете, что по закону предков наших, предавших народ свой, ждёт смерть! Предавшие выбрали омовение своего позора кровию! Если есть среди числа вашего те, кто могут засвидетельствовать о невиновности сих мужей – пусть выйдут и рекут слово!

По рядам прошла волна говора и обсуждения слов конунга, но никто не вышел что бы говорить в защиту паннов.

Вдруг ряды дружинных зашевелились и на открытое место вышел молодой вой в добром доспехе. Люд заволновался и с новой силой по рядам покатился приглушенный говор. Только один из приговорённых Рипей Рыжеус, дернувшись, крикнул:

-Не смей! Чуешь?! Не смей!

Вой, не обращая внимания, на крики панна, снял шлем и перед конунгом и народом предстал совсем ещё молодой отрок из мирольмской дружины. Его красивое чистое лицо, гордо было обращено на стоявшего высоко конунга. Валдо стоявший рядом с Седовласом нервно сжал деревянные перила, грозившие проломиться под его медвежьим хватом.

Вой стоял молча, ожидая разрешения говорить. Раз он не сказал, ничего в защиту приговоренных, значит, по закону он должен был ждать разрешения на слово. Его круглый деревянный щит, с толстым железным ободом и широким круглым умбоном в центре, висел на левой руке, а в правой он держал свой конусообразный дорогой шлем, ожидая слова конунга.

-Не смей! Не смей! Не велю! – бесновался Рипей, удерживаемый несколькими дружинниками.

-Говори, – коротко разрешил конунг.

– Я, Олав Рысь, сын Рипея Рыжеуса, сражавшийся в дружине Рыжебородого, прошу тебя мой конунг и вас, честной народ, – обернувшись, он, обвёл всех замерших людей своими голубыми глазами, – принять бой плечом к плечу со своим отцом и смыть позор, кровию своей с рода отчего!

Короткий глухой вздох пролетел по рядам застывших на мгновение людей. Зашевелились дружинники, гремя и шелестя доспехом. Под могучими ладонями Валдо, перила всё-таки не выдержало и с жалобным треском преломилось, будто маленькая сухая веточка.

Рипей бессильно повис на руках державших его воев. Его полукруглый шлем, нелепо соскользнув с головы, обнажив седую голову, глухо ударился оземь.

Конунг, подняв вверх ладонь, призвал к тишине не на шутку разошедшуюся толпу. Белоус молча сжав опущенные кулаки, с надеждой взирал на своего конунга. Когда люди немного успокоились Седовлас молвил:

-Отцов грех не лежит на его детях, если он смыт кровию и тебе, незачем идти на смерть сегодня, воин. Но я не в праве отбирать у тебя эту честь! Ты сказал! Валдо сдержав стон, молча опустил голову.

Довольный воин, поклонившись конунгу и народу, надел свой шлем и направился к отцу. Двери ворот медленно поползли вниз, перекрывая собой, широкий, оскаленный заточенными кольями, ров. Приговорённые медленно и обреченно побрели по опустившемуся мосту, подгоняемые дружинниками. Только Олав, ведущий под руку, казалось, потерявшего рассудок от горя отца, шел, высоко подняв голову. Дружинники, возвращаясь поочередно, дотрагивались до сердца Рыси, прощаясь с ним.