Анатолий Юркин - Пророк

— А, ты не знаешь, что такое крепкое мужское рукопожатие, — отметил незнакомец. — Мужчины здороваются правой рукой.

Лориан переменил руку.

— Меня зовут Фаддий.

— А меня — Лориан.

— Маленький обманщик. В твоем племени нет имен.

— Меня прогнали из племени за то, что я сам себе дал имя, — поспешил объяснить подросток. Ему так не хотелось обижать собеседника в яркой одежде цвета речного заката.

— Видишь? Такие временные стоянки кочевники называют «семавитами». Семавит редко обносится оградой. Обычно семавиты устраиваются у источника воды. Небось любишь воду, а? — Фаддий погладил выбритый подбородок. — Рад, поди, и в нашем источнике поискать каменную рыбу?

Среднего роста, с широким лицом и густыми бровями, нависшими над узко посаженными добрыми глазами, с жестким ежиком темных волос, Фаддий нервно кривил узкие бледные губы. Лицо его при этом двигалось, натягивая тонкую кожу гладко выбритых щек. Крепкая шея забавно контрастировала с короткими руками. Вскоре выяснилось, что странное одеяние на Фаддия надевают обслуживающие его люди, и, вдобавок, лишь в том случае, когда предвидится встреча с вождем племени или беседа с незнакомым человеком. Обменявшись с Лорианом рукопожатием, Фаддий позволил помощникам снять с себя многоскладчатый балахон. Уже без посторонней помощи он переоделся в одежду, более подходящую для путешественника, — красный холот, расшитый золотыми нитями. Иногда холот подпоясывался широким переплетением веревок, и Фаддий любил поигрывать бахромой кисточек, но чаще носил жесткий пояс, в кармашках которого хранил драгоценности — перстни в ореховых скорлупках. Переодеваясь и проверяя драгоценности, он даже что-то напевал!

Знания — вот чем обладал Фаддий в изобилии. Но человеческое знание требует зрителя и единомышленника, как женская красота остается невостребованной без почитателей и влюбленных. Душа Фаддия ликовала — он нашел подростка, которого научит всему, что знает сам! За этим занятием обратная дорога на запад, в деревню грамотных, покажется куда короче. Измученный скучной дорогой, он испытывал чувства, равные тем, что возбуждают кокетливую купальщицу, рассмотревшую в прибрежных кустах подглядывающего юнца.

Фаддий не был одиноким путешественником, но он был оратором, лишенным слушателей, человеком, не чуравшимся педагогических экспериментов. Фаддий путешествовал с мужчинами из крохотного племени, которое обожествляло его за ум и способность вести нескончаемые беседы.

— Очень часто на Ойкумене уроды становятся живым божеством племени, — рассказывал Фаддий об увиденном в странствиях.

— Какие уроды? — с интересом спрашивал Лориан, никогда не забывавший о шестипалых.

— Разные. Девочка с тремя глазами, мальчик с шестью пальцами или мужчина, родившийся с хвостом. Я видел шамана с огромными шишками на лбу — тоже неплохой способ взять власть над людьми. Не завидуй моему положению. Для этого маленького народца я — этакий говорящий уродец. Способность издавать звуки и вести заумные беседы они расценивают не иначе как уродство.

Когда-то Фаддий был изгнан из племени. Долго жил в деревне грамотных, любил замужнюю женщину Асколу, жену одного из главных управителей деревни. Из деревни, впрочем, его тоже изгнали за то, что создал новое божество. К Трехморью он отправился с идеей нового божества. Путь на запад разонравился Фаддию с тех пор, когда закончились леса и появились горы. По степи он недолго странствовал в одиночестве. Фаддий быстро нашел примитивное племя, которое убедил сменить прежних покровителей на нового бога. Совершить такой грандиозный духовный переворот в людских душах оказалось возможным по причине его необъяснимого уродства. Эти люди от рождения были лишены речи, но наделены слухом. Слух сохранялся у них и при взрослении, но никто из молчунов не был способен к навыку речевого общения. Общались несчастные с помощью жестов, мычания и вскриков. Поэтому племя особенно ценило общие молитвы — когда все собирались в круг и слушали размышления Фаддия. Впрочем, такое «удовольствие» быстро наскучило самому Фаддию. Побаловавшись ролью живого бога, он отправился на восток, взяв с собой сильных и преданных мужчин, в обязанности которым вменялось заботиться о вожаке и нести тяжелые плетеные короба с одеждой. Никто из них не знал цели странного путешествия. Ни сопровождение, ни сам Фаддий. Но где-то одинокого мудреца ожидала деревня, единственная во всей Ойкумене, обитатели которой развлекались заумными беседами. Пока до этой деревни оставалось много месяцев пути, Фаддий связывал надежды с дорогой. Его подвижный острый ум изнывал от недостатка собеседников. Встречу с Подростком-Который-Сам-Дал-Себе-Имя Фаддий расценил как подарок судьбы.

«Язык — исходная точка в формировании религии? Или наоборот?» Фаддий открыто забавлялся тем, что мальчишка не знал ответа на его замысловатые вопросы, не понимал пока значения слова «религия» и не был знаком с геометрическим понятием «точка». Божеством Фаддия был покровитель беседы, бог Слово. Вся философия Фаддия умещалась в одно высказывание: «Иметь о языке приблизительное представление — значит быть понятным другому не более чем приблизительно». Процесс языкового мышления в отличие от образного, по фаддиевской теории, возвращал первозданный смысл словам и понятиям. Умственная деятельность может считаться таковой лишь тогда, когда понятие является признаком конкретного предмета. Фаддий полагал, что понимание основывается на отличии мира слов от мира образов. Подобные мысли Фаддий внедрял в сознание юного собеседника. И пускай две трети услышанного Лориан просто не понимал, изысканно витиеватая речь бродячего мудреца оказала на него гипнотическое воздействие.

В первое время общения с мальчишкой беглецу из далекой Язочи часто-часто приходилось огорченно бормотать себе под нос: «Не видно понимания в глазах». О ленивых людях Фаддий говорил: «Они с брюхом ненужных знаний под черепной коробкой». Понимания требовал зкующий мудрец.

— Меня не интересует, что у тебя на кончике языка, — едва ли не кричал Фаддий. — Не вижу! Не вижу в глазах понимания!

Тенихан привил Лориану привычку принимать решения самостоятельно, ни на кого не оглядываясь. Фаддий заставил его задуматься о необоримом стремлении личности к свободе мысли. В родном племени ему осталась бы неизвестной возможность выбрать свой собственный жизненный путь. Останься Лориан с кочевниками, он никогда не узнал бы, что каждый человек имеет право на выбор божества и на парадоксальную мысль.

— Не отвлекайся.

— Не отвлекаться от чего? — не понял Лориан.

— Не отвлекайся от дороги.