Ева Никольская - Мастер фиолетовых идей

Вторую неделю в городе стояла невыносимая жара. Лето наконец вступило в свои законные права, и послушные стрелки термометров дружно взметнулись на отметку плюс тридцать. Измученные зноем прохожие уныло брели по своим делам, время от времени утирая со лба пот. Прогулка по такой погоде больше напоминала посещение сауны. Солнце нещадно палило, а воздух, лишенный даже намека на ветер, казался каким-то застоявшимся, несвежим, и это вызывало вполне ощутимый дискомфорт.

Был выходной, и ритм городской жизни не отличался особой активностью. Город как будто дремал, упорно отказываясь пробуждаться под натиском бесчисленных солнечных бликов, кишащих повсюду. Нагретый асфальт подстраивал коварные ловушки для тонких каблуков незадачливых дам, дорожный смог заглушал аромат недавно распустившихся на клумбах цветов, а время неуклонно текло, приближаясь к полудню.

Высокий худощавый человек в длинном светло-сером плаще, плотно застегнутом на все пуговицы, медленно шел по узкой московской улочке мимо залитого солнцем уютного сквера, где под покровом могучих, раскидистых лип сидели две словоохотливые старушки и с энтузиазмом обсуждали последние городские сплетни.

И, следует заметить, было что обсудить. Третий месяц население столицы будоражили вспышки странной, неизвестной ранее болезни, неизбежный летальный исход которой наступал мгновенно, и от этого загадочная "зараза" казалась еще более ужасной. Списки погибших людей неуклонно росли, и сейчас количество жертв достигло восемнадцати, по крайней мере, именно эта цифра фигурировала в колонках новостей большинства печатных изданий, которыми две преклонного возраста собеседницы обложились со всех сторон, заняв большую часть скамьи.

Газеты и телевидение активно стремились раздуть из происходящего эпидемию вселенского масштаба и, чем лучше это у них получалось, тем выше становились тиражи и рейтинги соответствующих передач.

Актуальность темы была безусловной, а ее отражение в СМИ весьма противоречивым. На заглавных страницах одних печатных изданий красовались удручающие заголовки о неизвестном вирусе, поразившем едва ли не половину населения Москвы. Другие представители "журналистской братии", стремясь выделиться из общей массы, "с пеной у рта" доказывали, что авторство загадочных убийств принадлежит "новоиспеченному" маньяку, деяния которого потрясли не только Россию, но и весь цивилизованный мир. Третьи же черпали вдохновение в гипотезах о неуловимой группе террористов, поставившей себе цель извести всех жителей столицы поодиночке. Экологи (интервью с ними в свете последних событий стали очень популярны) яростно обвиняли в происходящем радиацию и прохудившийся озоновый слой, рисуя читателям пугающие картины недалекого будущего, где каждого ожидала участь тех несчастных, жизнь которых оборвалась без видимых на то причин этим летом. Церковь, будучи достаточно влиятельной силой в современном обществе, тоже не осталась в стороне. Который день с телеэкранов на всю страну вещали высокопоставленные служители Господа, призывающие народ покаяться и смиренно ожидать своей участи, ибо "все несчастья, ныне творящиеся, есть ни что иное, как расплата за грехи, ниспосланная свыше".

Одни только медики не впали в общую волну постоянно накаляющихся страстей, категорически опровергая все вышеперечисленное. И, что важно, у них-то как раз на руках были гораздо более убедительные доказательства, чем беспочвенные, нелепые теории, выдвигаемые прессой. Все восемнадцать жертв, несмотря на схожий смертельный исход, прелюдией которого служило внезапное обильное кровотечение из глаз, ушей, носа и рта, имели различные диагнозы. И это значило, что ни о каких эпидемиях, маньяках, террористах и прочем не могло быть и речи. Всего лишь совпадения, слабое здоровье умерших людей и, быть может, слишком сильная жара… Одним словом, причин для паники работники здравоохранения не видели, чего нельзя было сказать о "простых смертных", умы и воображение которых ежедневно взвинчивались до предела услужливыми "охотниками за сенсацией". Так или иначе, но тема "Восемнадцати", как ее прозвали в городе, по-прежнему оставалась актуальной.

- Вот тебе крест даю, Нюра! Это происки дьявола! - заявила одна из старушек, большая и круглая, как воздушный шар, тыча указательным пальцем в разложенную на скамейке пачку газет.

- Да ты очки протри, прежде чем такое говорить, - возразила другая. - Глянь, кто мрет-то?

Она с важным видом развернула перед притихшей оппоненткой яркий глянцевый журнал, где через весь раз ворот красным тревожным шрифтом было написано: "От странной болезни гибнет молодежь!".

- Ну? - поинтересовалась толстушка, наморщив лоб и выжидающе поправив очки.

- Молодежь! - многозначительно произнесла собеседница и добавила голосом, не терпящим возражений: - Не дьявол это, а Бог!

- Почему?

- Ну, дык… Время-то нынче какое? Среди подрастающего поколения ужас, что творится. Наркотики, алкоголь, разврат, куда не плюнь! А уж как они одеваются! Страх, да и только, устанешь креститься при встрече. Не то, что мы раньше были! Вот и наказывает их Всевышний, предупреждает, чтоб одумались олухи окаянные! - тоном проповедника закончила Нюра, поправив на седовласой голове маленькую угловатую шляпку, которая совершенно не гармонировала с ее длинным ситцевым платьем.

Увитое морщинками, пухлое лицо соседки одобрительно кивнуло, а рот с подведенными бледно-розовой помадой губами открылся, желая что-то сказать в ответ, как вдруг Нюра вновь заговорила, вскинув маленький волевой подбородок:

- Хотя, скорее всего, в происходящем виноваты эти самые… как их там? Телефоны мобильные. Вон они, подростки, все как один с этой "фиговиной" возле уха ходят, она-то их и гробит, поди…

Проходя мимо, человек в сером плаще достал из кармана записную книжку и сделал в ней несколько пометок, искоса взглянув на старушек, которые, не обратив на него ни малейшего внимания, продолжали обсуждать интересующую их тему. Плотнее запахнув ворот, он высоко поднял голову и некоторое время молча смотрел сквозь темные стекла очков на ярко-желтый солнечный диск, висящий над горизонтом.

"Холодно", - промелькнуло в его голове, а из груди, тщательно закрытой плащом, вырвался печальный вздох. Немного поразмыслив, мужчина сделал еще одну пометку в своей книжке и, прибавив шагу, двинулся дальше.

Стикс устало плелся по улице в направлении маленького кафе в подвале одного из близлежащих домов.