Барб Хенди - Мятежный дух

Он не стал тратить время на выбор и просто убивал псов, покуда не остался только один. Тогда Чейн закрыл глаза и вновь представил…

Обитель мира и покоя, где округлое лицо отливает нежным сиянием в свете холодной лампы. Глаза ее слипаются, и она задремывает над пергаментом, и тогда Чейн протягивает к ней руку…

Вместе с Мальцом и Лилией Винн вернулась к лесной стене. Серебряного оленя там уже не было, но прочие маджай-хи бродили поблизости.

Царапины на лице и руках саднили, левая нога болезненно ныла, но Винн, хромая, упрямо шла вперед. Что значили все эти мелочи по сравнению с изувеченным телом маджай-хи, которое они нашли под ветвями рухнувшей березы? Серо-стальная самка пришла на помощь Винн, когда стихийные духи пытались ее прикончить. Теперь брат-близнец погибшей бесцельно бродил меж деревьев, почти не приближаясь к остальным маджай-хи.

Из всех опасностей, с которыми довелось столкнуться Винн — от вампиров до лорда Дармута и его прислужников, — больше всего ужаснула ее внезапная ярость духов. Такого она никак не ожидала.

До встречи с Мальцом Винн полагала, что стихийные духи не более чем умозрительное обозначение стихийных сил, из которых создан ее мир. Познакомившись с Мальцом и поверив в его необыкновенную сущность, она пришла к убеждению, что все стихийные духи такие, как он, — загадочные, но вместе с тем благожелательные.

Они убили маджай-хи только потому, что Винн подслушала их и узнала, как они обошлись с Мальцом.

Мир в глазах Винн лишился изрядной доли осмысленности.

Малец подошел к колючим плетям ежевики, заплетавшим просветы между деревьями лесной стены. Расставил лапы, прочно уперевшись в землю. Винн и без помощи магического зрения догадалась, что он делает.

Она видела, как шелковистые языки призрачного белого огня поднимались вокруг Мальца, когда он выступил против своих сородичей. Когда Малец обрушился на них, чтобы защитить ее, Винн, тело его полыхнуло таким нестерпимым светом, что она на миг ослепла. И сородичи Мальца бежали в страхе.

Малец так часто злил Винн своими собачьими замашками, своим неряшеством и обжорством, что ей нелегко было помнить, кто он есть на самом деле. Когда он, чавкая, пожирал жирную сардельку, Винн не понимала, как существо, в котором воплощено вечное сияние духа, может вести себя настолько… по-животному.

И все же Малец был стихийным духом — теперь отверженным. Наверное, можно было сказать, что он предал своих вечных сородичей, хотя лучшего они и не заслуживали.

Малец сомкнул зубы на плети биссельники, и Винн, холодея, зачарованно следила за происходящим.

Округлые ягоды меж широких листьев и длинных шипов кустарника съежились, превращаясь в цветы, затем в крохотные бутоны. Листья и шипы уменьшились, стали светло-зелеными черенками. Плеть на глазах укорачивалась, отступая все ниже к земле.

Винн смотрела, как буйная зрелость колючего кустарника сменяется нежным детством. Окончательно уменьшившись, бывшая плеть ушла в землю, в семя, из которого выросла.

— Ты обращаешь вспять течение жизни? — прошептала Винн.

Малец шагнул в пустоту, оставшуюся на месте кустарника, и в сознании Винн прошелестел одинокий голос крылышка-листа:

Только чтобы изгнать касание моих сородичей… след их воли в этом мире… так же, как я изгнал их из корней, тянувшихся к тебе.

Винн уже привыкла понимать его речь, звучавшую одновременно на многих языках, хотя при этом ее по-прежнему мучила тошнота. Черный вожак последовал за Мальцом в недра лесной стены. Винн, Лилия и другие маджай-хи двинулись за ними.

Рассвет сменился утром, утро перешло в день, а Малец все прокладывал путь через лесную стену. В благоговейном трепете Винн смотрела, как он вновь и вновь покусывает и лижет преображенную растительность, возвращая ее в природное состояние. Солнце уже стояло над вершинами деревьев, когда перед Мальцом пала последняя преграда. Вслед за ним Винн прошла через заросли гигантских папоротников, чьи зеленые макушки подымались выше ее головы.

Она вышла на край поляны, поросшей сочной зеленой травой. Тут и там в зелени травы темнели кочки густого упругого мха. Посреди поляны высился жилой вяз, размерами не уступавший дубам и кедрам Криджеахэ. У входа, прикрытого занавеской, стояла скамеечка, рядом с ней — корзина, наполненная какими-то белыми шариками. В нескольких шагах от дерева по поляне протекал, журча, небольшой ручей.

На берегу ручья, у самой воды, сидела на большой, шафранового цвета подушке стройная женщина. Нежданных гостей она не заметила, потому что сидела к ним спиной.

В ярком свете солнца ее распущенные волосы казались совершенно белыми, длинные густые локоны бьии переброшены на грудь через нагое золотисто-смуглое плечо. Белоснежная мерцающая накидка обвивала ее талию — женщина была обнажена до пояса. Она умывалась водой из ручья, сжимая в узкой ладони квадратный кусок из коричневого войлока.

Винн различила на спине женщины тонкие светлые шрамы — точно много лет назад по ней прошлись когти крупного хищника.

Пока маджай-хи протискивались мимо Винн, по одному выбираясь на поляну, Малец, нерешительно ступая по сочной зеленой траве, двинулся вперед.

Женщина замерла и едва заметно повернула голову. Волна светлых волос соскользнула с ее плеча и закрыла всю спину. Женщина отложила губку и набросила на плечи накидку. Малец громко гавкнул и бросился вперед, и тогда женщина вскочила. Она оказалась даже выше, чем вначале предполагала Винн.

Юная Хранительница уже повидала немало эльфийских женщин, и в этом краю, и на родине, — но такой еще не видела.

Лицо у нее, как у всех эльфов, было треугольное, хотя плавно очерченное — от высоких скул до узкого подбородка. Кожа ее была безупречно нежной и гладкой — если не считать шрамов, которые раньше заметила Винн. Светлые густые брови, расходясь к вискам, прочертили ее высокий лоб, словно пушистые перья. Нос у нее был длинный и тонкий, небольшой рот — цветом самую малость темнее, чем кожа.

Янтарные миндалевидные глаза были на редкость большими даже для эльфа.

Не верилось, что эта женщина — настоящая.

— Малец? — вымолвила она.

Пес метнулся к ней, с разгону уткнулся в ноги. Женщина присела, неуверенно протянула руку к его голове. Малец извернулся, подсунул морду под ее ладонь, и по его шерсти прошлись тонкие длинные пальцы.

Это была мать Лисила, Нейна, — Куиринейна, как звали ее соплеменники.

Винн трудно было представить, что эта удивительная женщина — анмаглахк, шпионка и убийца, тем более поверить в то, что она предала свою касту и свой народ. И совсем не похоже было, что Нейна томится в заключении.

Женщина наконец перевела взгляд на Винн. Тень удивления промелькнула на ее утонченном лице, затем она повернулась и, сузив глаза, с подозрением осмотрела деревья, окружавшие поляну. Маджай-хи между тем рассыпались по зеленой траве, оживленно принюхиваясь, и то, что они ведут себя как ни в чем не бывало, похоже, успокоило Нейну.