Парфененко Борисович - Другое имя зла

Вновь обернулся уже около Михайловского замка. Крыс стало несколько сотен. Они все прибывали и прибывали. Стекались отовсюду. Тихо занимали место в колонне и шли за мной. В таких похоронах участие принимать не доводилось. Вообще о таких парадах ходили слухи в блокадном Ленинграде. Правда это или нет, не знаю. Наверное, правда, и тогда и сейчас был Армагеддон.

Эти скорбели вместе со мной. Когда вступил на Марсово поле, хвост шествия терялся за Садовым мостиком. Они все прибывали и прибывали. Сколько их было в шеренге, не считал. Сколько было шеренг в колонне, и представить не мог. Это была, как живая серо-черная река, текущая в строго определенном русле. Почувствовал себя крысоловом, или Нильсом из старой сказки. Он с помощью дудочки заманил огромную армию крыс в озеро и утопил их там. Что сделают со мной эти городские хищники, если хоть на миг усомнятся в моих благих намерениях.

Но сейчас стала беспокоить процедура самих похорон. Надо придумать, во что положить Шуру. Присмотреть какую-нибудь подходящую тару. Иначе все будет равносильно тому, словно спустил ее в унитаз. Как решить проблему? Сзади полчища крыс, пришедших на похороны. Кладу Шуру и отправляюсь на поиск ритуальных услуг?! Понравится ли такое участникам мероприятия? Слава Богу, осенило. Если собираюсь похоронить Шуру в воде, значит, это будут похороны моряка. А, как хоронят моряка?! Правильно, зашивают в саван, привязывают к ногам груз и опускают в пучину вод. Иголки и нитки лежат в специальной коробочке, в заднем кармане штанов. Дело за малым. Надо найти кусок подходящей материи, веревку и какой-нибудь груз. Ну вместо савана можно использовать надетый на меня тельник, груз посмотрим по дороге… А что если переговорить с другими участниками траурной церемонии? Шура была достаточно сообразительна, чтобы понимать меня. Сейчас попробуем проверить сообразительность соплеменников. Неуверенно заозирался, ища глазами ту, что подошла на задворках Пассажа. Разве их разберешь? Хотя бы погоны носили или другие знаки различия. Не знаю, она это была или нет, но одна из черных, шедшая в первой шеренге, покинула место и подбежала ко мне. Поравнялась. Не останавливаясь, сказал ей:

– Э-э, нам, что бы Шуру похоронить надо кусок материи, такой, метра два на два. Груз какой-нибудь и веревка. Не могли бы вы послать кого-либо за всем этим?

Не знаю, были ли они телепатами, но на всякий случай, сопровождал слова, насколько был способен, мыслительными аналогами. Кусок материи мне представился почему-то в виде Российского флага. Груз – гиря с помощью, которой наращивают мышцы или придавливают квашеную капусту. Веревка представилась в виде натянутой бельевой с защипками. Та, с которой вел диалог по всем возможным каналам, отбежала вперед метров на десять. Развернулась к колонне и, как-то странно, совсем неожиданно, зашипела и заверещала. Когда пламенная речь закончилась, я уже проходил мимо нее. Из шествия, из разных шеренг отделилось штук двадцать разномастных крыс, которые брызгами разлетелись в разные стороны. Тем временем, я возглавлявший колонну, сошел с Марсова поля и направился через площадь к памятнику Александру Васильевичу Суворову. Меня тоже можно считать генералиссимусом, хотя бы по количеству воинов под знаменем. У монумента оглянулся еще раз, конца крысиной, полноводной реке не было видно. Я бывал на похоронах людей. Приходилось. Но они, или те, на которых мне довелось присутствовать, были какими-то кукольными, суетливыми. Большинство из присутствующих, я в том числе, приходили, чтобы отметиться. Так было положено, принято в человеческом обществе. Не чувствовал ни боли, ни сострадания, ни невосполнимости потери. Ничего такого, чтобы было бы искренним и настоящим.

Эта скорбь была правдивой у всех присутствующих. Ощущение потери было коллективным. Было больно, защемлено внутри. Вот и набережная. Бросил взгляд влево, огромная, почти правильной формы полынья. Здесь Другие под лед спустили прах Наташи. Здесь найдет последнюю, неспокойную обитель Шура. Такую же, каким был ее характер.

Пошел вдоль набережной. Лед выглядел самым обыкновенным. Подлых штук сегодня, наверное, не предвидится. У спуска к реке стояли крысы гонцы. Перед ними лежала скатерть, гиря и моток бельевой веревки. Я остановился и рассмотрел притащенное крысами. Пудовая, зеленая гиря. Серая, холщовая скатерть с синей вышивкой по краю. Тонкая капроновая веревка. Как крысы доперли пудовую гирю? Впрочем, этот мир был больше их, чем мой. Они подлинные хозяева всего. Стоит ли удивляться. Может быть, такси наняли. Спустился на лед, взял курс на чернеющую полынью. Крысы, принесшие ритуальные предметы, направились за мной. А гирю они тащили так, серая легла на спину, ей на брюхо вкатили железо. Две другие вцепились в хвост зубами и потащили эти импровизированные санки следом за мной. Остальные пришедшие проводить Шуру в последний путь разошлись вокруг. Кто-то запрыгивал на каменные ограждения набережной. Справа, на мосту уже шевелился не различимый фрагментами темный крысиный народ. Никто, кроме десяти крыс сопровождавших меня, не сошел на лед.

У полыньи опустил Шуру на лед. Долго разминал затекшие и усталые руки. Крысы расселись вокруг подковой, две крайние сидели почти рядом с водой. Сидели совершенно неподвижно и не мигая, смотрели на меня. Онемелость прошла. Меня стало тяготить присутствие рядом огромного полчища крыс. Как бы их разумность, не привела к решению принести поминальную жертву. Тянуть нечего. Пора браться за дело. Судя по всему, крысы перепоручают мне приготовления Шуры к последнему путешествию.

Расстелил на льду скатерть, бережно переложил на нее Шуру. Четкого представления, как шить саван, тем более для крысы, не было. Но, опять, таки, крысы вряд ли смогут сделать это вместо меня. Запеленал Шуру, как пеленают младенцев, опыта, правда, тоже никакого, сверток получился бесформенный. Обшил края ниткой. Развернуться не должно. Свободный конец савана, метровой, примерно, длины, просунул в проушину гири и сшил концы. Потом много раз обвязал это соединение, скрепляя намертво саван и груз. Еще раз придирчиво осмотрел, получилось надежно. Пока не сгниет. Закурил. Только сейчас, закончив работу, огляделся по сторонам. Всюду кишели крысы. Кроме тех десяти, сопровождавших меня, которые сидели на льду по-прежнему неподвижно. Докурил, тщательно затоптал ногой окурок. Говорить какие-либо речи, стоять минуту молчания, прочие ритуалы из человеческой жизни, казались неприемлемыми. Склонился над Шурой, примериваясь, как удобнее поднять ее и груз. Что-то мягко коснулось ног сзади. По-моему, все та же черная крыса. Она, как-то боком, аккуратно оттеснила меня от Шуры. Намек ясен. Отошел от Шуры. Все сидевшие крысы сразу поднялись и вцепились зубами в саван. Всем хватило места. Рывками стали подтаскивать тело Шуры к открытой воде. Одновременно, с началом движения, крысы находившиеся на берегу стали издавать звуки – какие? Одним словом и не назовешь. Какое-то потрескивание, шелест, шорох, тонкий писк, пощелкивание. Все сочеталось, сливалось, нет, не в шум. Звук был органичным, непонятным, но наделенным, какой-то гармонией. Такой, вот реквием, нового мира. За сегодняшний день довелось побывать уже на втором отпевании усопших. Два раза слышал погребальные песнопения. И первый, и второй произвели на меня утюгом неизгладимое впечатление.