Customer - Убей свои сны

- О каком де…

- О жизненно важном. У нас с вами интересы-то общие!

Шмяк! Это челюсть новоявленного божка падает ему на грудь. Чего угодно ожидал, родимый, - угроз, шантажа, ругательств. Но никак не предложений о сотрудничестве. Даже Нудд смотрит на меня с восхищенным ужасом – не спятила ли, часом? А я не спятила. Ум мой ясен и память тверда.

- Поговорим о безопасности моего мира? Уж извините, но мир этот – мой. Это не обсуждается. А вот безопасность его обеспечивать будете вы. Я беру вас на работу. Обсудим условия?

- Какие условия??? – вопрос, кажется, риторический. Ничего. Не пройдет и трех секунд, как он перестанет быть риторическим.

- Десять процентов!

- Десять процентов чего?

- Десять процентов психики моих людей – на вашу депрессуху, тоску, недовольство собой и сомнение в будущем. Берите, королевское предложение, больше не дам. Больше я и сама себе не позволяю, ваша унылая божественность!

Жрец, беззвучной тенью замерший у двери, разражается диким хохотом. Проняло. И тебя проймет, милок, никуда ты от меня не денешься. Я свое дело знаю крепко. Ты у меня не первый и даже не тринадцатый. А вот я у тебя – первая. Учись работать с людьми, дорогуша!

Я в тот день дошел-таки до берега. Обогнул порт, издали похожий на грохочущего и воняющего дракона, и направился к пляжу. Уселся на груду камней, стремительно остывающих в ночном воздухе, и уставился в лицо луне, кокетливо прячущейся за прозрачным облачком, будто за вуалеткой. Мои эфемерные спутники – все пятеро – потащились за мной, будто свора бездомных псов. Если бы у меня было подходящее настроение, я бы даже получил удовольствие от их «семейных сцен».

Мэри Рид презирала троицу гурманов, как только женщина, посвятившая себя карьере, может презирать мужчину (или нескольких мужчин), посвятивших себя сибаритству. А они ее обожали, как только балованные дети могут обожать крутую мамочку. Но не все.

- Пира-атка… - с придыханием произносит Обжора, пытаясь обвиться вокруг далеко не хрупкого стана мисс – а может, миссис? - Рид.

- Брысь, погань, - серая от въевшегося пороха, почти материальная ладонь Мэри срывает тень Обжоры с плеч, точно прилипшую паутину. – Не до тебя.

- А до кого? – надувает губы отвергнутый поклонник. – До него? Опять меня на живого променяла…

- Мэри, свет моих очей, ты же знаешь - шансов нет! – ножом по стеклу скрежещет Вегетарианец. - Триста лет стараешься, а все мимо, мимо. Оставила бы ты это дело, а?

- Парни, как вам не стыдно – женщину обижать! – демонстративно возмущается Сомелье. – Женщину положено защищать или по крайней мере щадить, вы же мужчины…

И троица замирает, явно ожидая привычного взрыва негодования со стороны пиратки, в которой наверняка больше мужского, чем в этих троих вместе взятых. Но Мэри, наученная долгим опытом словесных баталий с мастерами застольных перепалок, лишь пренебрежительно морщится. Весь ее вид, и в смерти более основательный, чем у болтунов-нахлебников, гласит: «Вы ничего мне не сделаете. Я и так мертва!» И она упорно старается держаться поближе ко мне. Интерес ее странен. Она смотрит на меня с ожиданием в глазах, плечи ее напряжены, пальцы согнуты, а спина сгорблена, точно перед броском. Будь она зверем, я бы постарался оказаться как можно дальше от нее. И как можно скорее.

Джинн – или кто он там? – зависает в сторонке, беспокойно поглядывая в мою сторону. Ему явно велено за мной присматривать. Вот только КЕМ велено? В моей памяти мелькают смутные образы, не менее удивительные, чем те, которые окружают меня сейчас, но я не помню, не помню ни их, ни себя.

Я сижу на камнях, не зная, чем себя занять, не находя опоры ни в воспоминаниях, ни в размышлениях. Пальцы мои механически покручивают кольцо на правой руке. Выпуклая поверхность кабошона неожиданно становится теплее.

Сперва мне кажется, что она нагревается от прикосновения к теплой коже, потом – что от трения, а потом - не знаю, что и думать. Кольцо почти обжигает. Я уже ничего вокруг не замечаю, только с изумлением таращусь на огромный поблескивающий камень, который днем – я точно знаю! – был изумрудом. Сейчас в иззелена-черной глубине его раскрывает щупальца гигантский – я чувствую, как он огромен, – голубой осьминог. Он разворачивает передо мной колышущийся купол мантии и целый сад щупалец, он затягивает меня в центр этого завораживающего танца, он хочет забрать меня отсюда… И внезапно скручивается в жгут, разрывая наложенные чары. Я вижу… голову. Лысую женскую голову, мерцающую переливами синего и зеленого, словно оперение колибри. Она смотрит на меня опаловыми глазами и произносит:

- Привет! Я Амар! А ты кто?

Я лишь шевелю пересохшими губами. Призраки в кафе, джинны в соусниках – к ним я уже привык. Но головоногие женщины в моем собственном кольце? Или это никакое не кольцо, а мобильный телефон для связи с иными мирами? И особа в нем - обитательница водной планеты, где разумная жизнь произошла от осьминогов?

- Ама-а-а-ар! – всплескивает руками джинн. – Сколько лет, сколько вод! Как ты там, старая ветреница?

- А ты, любовничек? – осведомляется переливчатая осьминожица. – Расскажешь все новому пророку? У меня гости.

- Кто? Сдается мне, я твоих гостей знаю… - глубокомысленно прищуривается джинн.

- Еще бы тебе их не знать, - весомо роняет Амар и… отключается. В камне остается лишь блекло-голубая точка, будто на выключенном экране телевизора.

Сказать, что я зол, все равно что сказать: зимой прохладно. Недомолвки, которыми меня потчуют последние несколько недель, выжигают мне мозг не хуже напалма! Они что, сговорились, все эти мифологические твари?

Стоп! «Последние несколько недель», сказал я? Значит, недосоженный мозг мой смилостивился и выдал хоть какую-то информацию о прошлом? Закрываю глаза и стараюсь сосредоточиться. Раскрыть собственный разум, словно страницы разбухшей, попорченной временем книги. Страницы не желают переворачиваться, держатся друг за друга, намертво склеив причудливые бумажные изгибы…

Ада. Она была одной из них, из детей бездны. Такой же синекожей, с круглыми светлыми глазами. И волосы у нее имелись – удивительные волосы, прямо живой ручей. Она хотела мне помочь. Она хотела меня вылечить. Она едва не убила меня.

Воспоминания чередой выходят из недр памяти – отважный подводный рыцарь Морк, старая ведьма Мулиартех, братья-фоморы с древним сундуком на плечах, красотка-глейстиг со звонкими копытцами, переменчивый Нудд, неуклюжий Гвиллион… Джинн? Значит, мы знакомы?

- Ну да, я твой старый друг, - иронизирует огненный дух. – Боевой, можно сказать, товарищ. Квартиру тебе разнес. После такого меня просто нельзя не полюбить.

- Хрен с ней, с квартирой, - отмахиваюсь я. – Спасать, небось, пришел, товарищ?