Михаил Высоцкий - Принцесса и арбалет. Том 2

— Я благодарна тебе, что ты открыл мне ваши истинные имена, — ответила Сташьяна, — Я не подведу оказанное мне доверие.

— Да при чем тут доверие, — отмахнулся я, — Просто не удобно обращаться на "эй, ты" или "извините пожалуйста", так удобнее — Лера, Бесс, Федя, Бил, а ты… Не против, если Сташей будешь?

— Пусть будет Сташа, — улыбнулась ведьма.

— Хорошо. Слушай, Сташа. Мы тут сами, честно говоря, люди не местные, в порядках не сильно разбираемся, законы не читали. Собственно говоря, мы даже не совсем знаем, где это «тут» находится — это ведь Дальняя страна, верно? Ну и зверь этот, как ты его назвала, москгож… Чего это они так переполошились, когда Федя его бросил?

— Вы что, серьезно? — удивления в голосе Сташи было еще больше, чем когда оказалось, что Бесс неизвестно откуда знает ее фамилию, — Ну и ну! Вы, наверно, действительно из дальних краев пришли, что таких очевидных каждому ребенку истин не знаете! И где же, мне интересно, вы тогда москгожа раздобыли?

— Да в лесу я его поймал, — на автомате ответил я.

— Вы были в запретном лесу? — на этот раз Сташа ограничилась лишь покачиванием головой, но зато на лице Била во всей своей красе расцвело удивление, которое бывает только у мальчишек, открывших, что мир — далеко не так прост, как они о нем всегда думали, — Вот уж действительно чудеса.

— Сташа! Давай по порядку! Как ты думаешь, знаю ли я, что такое "запретный лес", если даже не знаю, в какой мы стране?

— Да, ты прав, маг. Можно я тебя буду просто магом называть? Просто Михаил… Имя хорошее, я чувствую древнюю силу этого имени — оно значит нечто великое.

— Тот, как бог. Равный богу, — перевел я с древнего иврита на язык этого мира.

— Да, может быть. Но это имя не отражает твою суть. Ты — великий маг!

— Я знаю, — не стал упираться я.

— Потому я буду называть тебя маг. Хорошо, я расскажу вам, что вы хочешь узнать. Прошу прощения, коли рассказ мой будет обрывчатым, всегда тяжело рассказывать о том, что есть очевидным. Но я постараюсь.

***

Госпожа Сташьяна Укенкорн постаралась — она была не только хорошей ведьмой, но и неплохой рассказчицей.

Я был прав — мы действительно оказались в Дальней стране. Только не в тех краях, где бывали раньше — а на самом-самом севере. Холодном снежном севере. Холодном, но не голодном — тут тоже есть весна, пару недель в мае, и даже лето — с июня до начала августа. Хоть теплые дни и пролетают быстро, но на щедрой земле этих широт за два месяца успевают созреть такие урожаи, что помимо себя, местные жители снабжают добрую половину Дальней страны. Тут настоящий сельскохозяйственный рай — ни поливать не надо, ни сорняки пропалывать, ни от вредителей избавляться. Все происходит само — дожди идут по расписанию, а воздух, чистый и свежий, каким-то чудом сам по себе с вредоносными насекомыми борется. Так что все, что требуется от тружеников полей — в мае посадить все и посеять, до августа подождать, в августе собрать и до сентября, пока опять не начнутся морозы, переработать и отправить на юг. После чего восемь месяцев сидеть на печи и ничего не делать.

Но есть одна беда в этом благодатном раю. Запретный лес. Что это за штука такая — никто толком не знает. Вырос он когда-то, давным-давно, вполне может быть, что в результате какого-то магического эксперимента — и с тех пор так тут и стоит. Широкий, пешим ходом его за две недели лишь можно пересечь, он служит естественной границей, ограждающей Дальнюю страну с севера. Протянувшись ровной полосой с востока на запад на сотни километров, от границы Ада до едва ли не самой Великой Реки, он не дает диким народам севера, мамонтовым всадникам и прочим любителям полакомиться тепленькой человечиной, и не только человечиной, начать всеобщий набег. Непроходимый для всадников, лишь в некоторых местах он редеет настолько, что по нему могут пробраться пешие. И все эти лесные проходы, естественно, стоят на замке — вдоль северной границы запретного леса стоит целая череда неприступных крепостей Дальней страны, чьи мощные гарнизоны стоят на службе безопасности своего отечества. Там служат лишь лучшие из лучших — и служба их настолько крепка, что тут, возле самой южной кромки запретного леса, люди и нелюди чувствуют себя в полной безопасности. Еще не разу за многие века ни одна достаточно крупная орда, да и просто отряд северных варваров, не смогла до сюда добраться — все они сгинули или от оружия доблестных стражей северной границы, или в непроходимых дебрях запретного леса.

Запретный лес свое название получил так не потому, что кому-то запрещалось под страхом смерти туда ходить. Просто все знали — в этом лесу ничего хорошего нет. Какая магия породила эту землю — неизвестно, но выжить на этом месте могли лишь считанные виды растений, среди которых не было ни одного съедобного (тут я спорить не стал, хоть и мог — Алвит-то нашел и в этом лесу съедобные корешки!). И дело было в земле. Сколько не пытались ее отвоевать, сколько не пытались вырубить хоть небольшую часть леса и привезти сюда плодородный чернозем — ничего не получалось. На самой лучшей, удобренной земле, перевезенной за невидимую границу, ничего не росло, кроме все тех же никому не нужных кустов и деревьев, которые и в пищу не годились, и на дрова, горели плохо, и даже какие-то вещи из их гнилистой внутри древесины сделать не получалось.

И такой только была самая южная часть леса (как я понял, та самая, по которой мы и пробирались). Дальше, на север, запретный лес становился еще хуже — непроходимые дебри и чащобы, острые ветки, болотистые топи, способные затянуть человека за считанные секунды — запретный лес был спасением Дальней страны. Если бы не он, то тут бы никогда не построили такой рай — северные дикари были злы и многочисленны, и вряд ли бы они устояли от соблазна захватить себе и юг материка.

Однако были существа, для которых запретный лес был родимым домом — москгожи. Откуда они взялись — очевидно, что никто не знал. Они просто были. На первый взгляд хоть и большие, но совершенно не опасные человеку, они были проклятьем этих мест. Безмозглые комки слизи, не способные причинить вред другим живым существам, они рождались где-то в глубинах запретного леса, выползали оттуда и перемещались по ведомым только им самим траекториям, поедая все, до чего они могли дотянуться. Прямого вреда они человеку не могли нанести — даже если бы на их пути оказался годовалый ребенок, не успевший вовремя отползти в сторону, москгож бы его, скорее всего, обполз стороной. А даже если бы и нет — пару секунд неприятных ощущений перетерпеть, и, кроме покрывающей тебя слизи, никакого больше вреда от москгожа не будет.

Однако имени она были основной бедой этих мест. Именно из-за двух москгожей несколько десятков лет назад погибли тысячи жителей дальней страны — не напрямую, а от голода. Безмозглые моллюски, медузы, непонятно каким образом прижившиеся в негостеприимном запретном лесу, москгожи не удерживались в его пределах никакой магией, а потому нередко покидали его пределы, передвигаясь, в том числе, и на юг. Туда, где были основные сельскохозяйственные угодья Дальней страны — житница государства. Что происходило дальше — легко себе представить. Если даже в запретном лесу, где питательности в листве никакой, эти твари умудрялись вымахать размером до крупного дома, то, попав на пшеничное поле, они начиналис есть. Есть, есть и есть — при этом биология этих существ позволяла им переваривать неограниченное количество пищи, при этом становясь все крупнее, позволяя быстрее передвигаться и еще быстрее поглощать пишу. Когда два совсем мелких, размером с крупного рекхтара и весом в полтора-два килограмма, однажды под вечер выползли из леса и попали на поле — этого никто не заметил. Зато уже под утро по полям и садам Дальней страны со скоростью быстрого пешехода ползли два огромных слизистых кита — многотонные чудовища обгладывали все, что им попадалось на пути, и остановить их было невозможно. Никакое холодное оружие не могло причинить им вреда, огонь разве что доставлял мелкие неприятности — и лишь когда через несколько суток прибыл отряд магов, удалось тварей убить. Но урожай того года погиб — а второго вырастить, естественно, не успели. С тех пор москгожам больше не удавалось нанести такого вреда.