Михаил Ардин - Райское Местечко

– И что, удалось?

– Судя по всему, да. Те неприятности, которых нам хотелось избежать во что бы то ни стало, я давно не вижу. Это не значит, что у нас – безоблачное будущее. Но, во всяком случае, есть надежда.

Мелисса потушила в пепельнице недокуренную сигарету и долила себе в бокал вино. А я подумал о программе «Депо», о спрятанных в толще земли космических кораблях, о существовании Департамента «КР», о патрульных рейдах в направлении Пирамид… И о замолкнувших акрейлах… У меня неприятно заныло сердце.

– Хотя,- спять заговорила Мелисса,- боюсь, что встречи, а может, даже войны с неведомой враждебной цивилизацией нам не избежать… Уж очень хорошо ложится на наши видения непонятная история с молчанием акрейлов… Что-то мне подсказывает, что их больше не существует…

Знаешь, Алекс, так хочется иногда просто видеть сны, просыпаться и забывать их, не думая мучительно: что бы это значило? Это – просто сон или очередное видение? Да, за все надо платить,- сказала Мелисса любимую фразу моего дяди Леона.

Тут раздался стук в дверь, и к нам вошла Лара.

– Мелисса, вот пластины из камер наблюдения в диспетчерской.

– Хорошо, спасибо. Как там у тебя, проблемы есть?

– Нет, все нормально, вроде бы, все успеваю. Директор молодец, всех журналистов упоил-укормил и дальше продолжает. Хорошо, если завтра к обеду они смогут держать камеры в руках. Так что у меня времени должно хватить на все. И если вы до обеда отбудете, вся эта орда останется ни с чем. Только вот слухи уже расползлись, народ-то у нас сообразительный.

– Это не страшно, важно, чтобы прямых свидетелей не было. А само событие не скроешь. Да и ни к чему. Лара, глотни вина. Спасибо, что директору намекнула о моих вкусах. У Алекса, к счастью, вкусы те же.

– Ну, это я Токаве заранее все рассказала. И если бы Алекс любил, к примеру, зубровку, то здесь бы ящик зубровки стоял. Хотя нет, кто же из нас без крайней необходимости всякие зубровки-перцовки употребляет?

Лара, не присаживаясь за стол, выпила бокал муската и соблазнилась гроздью морских груш.

– Все, я побежала, пока.

Я подумал, что скоро утро, хотя небо было еще совсем темным, и надо бы дать Мелиссе отдохнуть. Я только сейчас понял, в каком, оказывается, напряжении она пребывала все последнее время. Когда я увидел ее в Департаменте на Снатове, она уже ждала событий на Марсе, все время думала о них, готовилась и не была уверена до конца, что все вычислила правильно. А сейчас за столом, даже объясняя мне не очень простые и не всегда приятные вещи, она была другой. Я впервые увидел спокойную Мелиссу. Это не значит, что перемена в ней бросалась в глаза, нет, но я чувствовал, что сейчас ее «отпустило». Наверное, совсем ненадолго. Ведь завтра будет новый день, и будут проблемы, решение которых назначено на завтра.

Но как оказалрсь, я плохо знал Мелиссу. У нее и сегодня была еще одна проблема, о чем я случайно узнал чуть позже.

А в тот момент я с трудом выбрался из кресла, сказал Мелиссе спасибо за прекрасный ужин, помог убрать со стола на сервировочные столики под колпаки посуду и остатки еды, выпил еще полбокала вина и попросил Мелиссу дать мне пластины с записями из диспетчерской, чтобы сравнить записанное на них с моим восприятием событий. Потом я пожелал Мелиссе спокойной ночи и отправился к себе в номер.

В кабинете я удобно устроился у монитора, настраиваясь на длительную работу, но очень быстро убедился, что видел и слышал несравнимо больше того, что зафиксировали камеры слежения, и тратить время на просмотр всех записей не имеет никакого смысла, надо идти спать.

Я думал, что после сегодняшнего дня, такого богатого на события, мне будет трудно заснуть. Но нет, я провалился в сон без сновидений сразу, как только принял горизонтальное положение, однако вскоре проснулся. Причина была совершенно банальна: выпитые за ужином вина. Я посетил туалет, а потом почувствовал, что мне жарко, душно. Накинув длинный гостиничный халат, я подошел к балконной двери и распахнул ее. Было так приятно вдохнуть свежий морозный воздух! Ветер утих, тучи почти разошлись, редкие крупные снежинки медленно планировали вниз. На востоке наметилась тонкая светлая полоса, и звезды в той стороне неба уже начали гаснуть.

Вдруг я услышал какие-то тихие звуки. Речь? Рядом с моим номером был номер, куда поместили Бориса. Может, с ним что-то случилось? Балкон был общим для всех номеров гостиницы, примыкавших к внешней стене купола, и по нему можно было пройти к балконной двери спальни Бориса. Халат, который я накинул на себя, был достаточно теплым, я только натянул сапоги, потому что на балконе лежал слой снега, и дошел до двери, ведущей в спальню Ласточки. Дверь была приоткрыта. Я остановился чуть поодаль и прислушался.

Говорил кто-то один, тихо и не очень разборчиво. Это было похоже то ли на стихи, то ли на песню, хотя никакой музыки не было. Я разобрал несколько странных слов про скрипящие мостовые, потом голос стал тише и совсем замолк. Я уже хотел постучать в дверь и войти; но тут услышал, что тот же тихий, чуть хрипловатый голос опять начал свой невнятный речитатив. Там было что-то о кожаных куртках, маленьких гостиницах и северных вьюгах, об ангарах и старом штурмане…

Я разбирал только отдельные слова, но вскоре понял, что это – неизвестная мне песня, наверное, очень старая, потому что слова были все знакомые, но складывались они в необычные сочетания. И хотя общий смысл текста ускользал от меня, песня создавала общее настроение светлой грусти, мне хотелось слушать ее еще и еще, было в ней что-то пусть печальное, но очень притягательное. Однако все имеет свой конец. Когда песня закончилась, раздался совсем уж неразборчивый то ли стон, то ли скрежет, а потом хрипловатый голос отчетливо произнес:

– Нет, про голубые глаза я петь тебе не буду, это всегда ты мне поешь!

Я узнал голос Мелиссы. Значит, это она сидела в спальне Ласточки и пела ему песни.

– Лучше я тебе другую спою.

В следующей песне я прекрасно понимал и все слова, и их смысл. Стихи были очень красивые, но тоже довольно грустные. Неужели все старинные песни такие печальные? Я чувствовал в них какую-то безнадежность, обреченность, покорность тому, что называют судьбой.

Я тихонько стоял, забыв о холоде, боясь пошевелиться и выдать свое присутствие. Какой-то частью своего сознания я понимал нелепость ситуации: я, заслуженный капитан, зимней марсианской ночью стою на балконе в халате, наброшенном на голое тело, и подслушиваю, как Адмирал Космофлота поет лирические песни экс-вице-адмиралу… Но уходить мне очень не хотелось.

Тут Борис опять что-то проскрипел, и Мелисса сказала:

– Ну, хорошо.

Ах, этот запах хризантем!

Листвы опавшей за ночь запах,