Рамиль Юсупов - Тайный Город – твой город (сборник)

– Шеф, но как ловко придумано! То есть… Ну, вы понимаете? – Клаус редко делил вещи и поступки на хорошие и плохие – в основном на интересные и неинтересные.

– Не нужно быть Мастером – хранителем Знаний, чтобы разработать такой план. Бланка ненавидела потенциального отчима, культивировала в себе эту ненависть. Оба ее деда, имеющие на внучку большое влияние, также не скрывали, что презирают Виндера. Бланке было невыносимо стыдно за мать. А уж когда Беатриса объявила о своем намерении узаконить отношения с любовником, девушка решила любой ценой спасти семью от позора. Бланка училась в пансионе, они с художественным классом часто выезжали за город, на природу. Случайно подглядели какой-то человский фестиваль по этим самым ролевым играм… Бланка заинтересовалась происходящим и зарегистрировалась на нескольких сайтах. А дальше, думаю, план возник в голове сам собой.

– Погодите, а кто же звонил Виндеру накануне убийства?

– Бланка и звонила. Она действительно подслушала разговор Оливера с шасом, и ей не составило труда разузнать, кто такой Нимруд Турчи, и заказать под него изменитель голоса. Узнать номер «левого» телефона того, кто часто бывает в твоем доме, тоже пустяк. Бланка знала, что делает, направляя меня по ложному следу.

Командор вдруг рассмеялся – натужно, как будто злой, обидной шутке.

– Шеф?

– А я, представь, подумал, что девочка под впечатлением дурацких человских фильмов захотела поиграть со мной в любовь.

– Бланка пыталась вас соблазнить? – оживился Клаус, любопытный до подобных историй не меньше молоденьких практиканток из канцелярии Ордена.

– Обычная история, – без энтузиазма пояснил Рауль, щедро сдабривая перцем и без того острое мясо. – Командор войны, особая Мастерская в составе личной гвардии Великого Магистра, романтика, тайны и прочая чушь, не имеющая никакого отношения к нашей работе.

– Знаете, я подумал… А ведь ее можно понять…

– Ты, прости, о чем сейчас? – Рауль хотел сделать глоток воды, но так и застыл, держа стакан на весу.

– О мотивах убийства, разумеется! – сделал страшные глаза аналитик.

– А если о мотивах убийства… – Де Конти отставил стакан в сторону, и в его голосе послышался металл: – Нет, нельзя ее понять. Потому что дела чести нельзя решать бесчестными методами.

Клаус ничего не ответил – он молчал, обдумывая слова Рауля. А потом неожиданно спросил:

– Шеф, а что с челом? С Женей?

– Эрлийцы говорят, сильнейший стресс, осложненный каким-то там простудным вирусом. Брат Дробус считает, многое будет зависеть от того, как он перенесет известие о смерти подруги. Возможно, оклемается, возможно, его просто перекинут в человскую клинику для душевнобольных.

– А если оклемается? – продолжал настаивать Клаус.

Он чувствовал сострадание к этому парню. И очень хорошо запомнил, как Женю ввели в кабинет, – тот едва держался на ногах. Лицо даже не бледное – зеленовато-серое, и большие светлые глаза в обрамлении темных, насыщенно-синих кругов. Клаус даже не знал, что кожа может быть такого оттенка. «Я убил Оливера Виндера, – с трудом ворочая языком, почти по слогам произнес чел, низко склонив голову. Можно было подумать, что Женя говорит с кем-то, кого может видеть только он сам, и этот кто-то стоит у его ног. – Спасите Настю – с ней, кажется, беда…» Больше он ничего не успел добавить – пошатнулся и осел на пол.

– Я бы хотел, чтобы он оклемался, – честно сказал командор.

Цитадель, штаб квартира Великого Дома Навь

Москва, Ленинградский проспект,

21 декабря, воскресенье, 13.40

Конечно, Нимруд Турчи и раньше бывал в Цитадели, много раз. Но целью его визита неизменно было посещение Финансового департамента, который предусмотрительно располагался на первом этаже и имел отдельный вход. Так что никаких провожатых туда не требовалось, дорогу в Финансовый департамент шасы знали так же верно, как коридоры родной Денежной Башни. Правда, в Денежной Башне они чувствовали себя не в пример вольготнее, но суть не в этом.

Но в сердце Цитадели – то есть там, где обитали навы, – Турчи оказался впервые. А штаб-квартирой сюзеренов, где на тебя из всех углов и щелей с худшей целью таращится первозданная тьма, Нимруда еще в детстве пугала бабушка. Так что почтенный шас заранее настроился ничему не удивляться и вообще старался вести себя непринужденно. Вот, положим, про щели – это явное преувеличение, ибо внутренняя отделка была выполнена на высшем уровне. Ощущение взгляда в спину тоже не возникало. В принципе, здесь даже можно жить. Тихо, чисто, ничего лишнего…

– Только коридорчики темноваты, – комментировал на ходу Турчи, искоса поглядывая на своего провожатого – гарку с лицом, безразличным ко всему живому.

Миновали один проход, затем второй, вскоре дошли до узкой лестницы.

– Юноша, а лифтов у вас не предусмотрено? – Шас, с трудом поспевая за навом, успел запыхаться и вспотеть. К тому же шел он не налегке, а нес с собой объемистый, страшно тяжелый кейс.

– Следуйте за мной, – бросил через плечо гарка, будто не слышал вопроса.

Три крутых пролета, и снова длинный коридор – гораздо темнее предыдущих. С одной стороны, Турчи очень хотелось хоть на время перевести дух, а с другой… Казалось, что если остановишься, то сию секунду окаменеешь. И никто тебя здесь не найдет – даже аудиторы.

– Юноша, но я же старый, больной шас! Чем от меня убегать во все стороны, лучше бы помогли чемоданчик донести! – взмолился Нимруд, испугавшись новой полосы препятствий.

– Вам сюда, – гарка указал на дверь, которой – Турчи мог в этом поклясться – только что здесь не было. Нимруд покачал головой, хотел еще что-то уточнить у своего провожатого, но тот как будто испарился. Гарка был – двери не было, дверь появилась – гарка исчез. А с другой стороны, ну что взять с навов?

Собрав остатки того, что шасы называют мужеством, Нимруд тихонько постучал, чуть-чуть помялся в нерешительности под дверью и наконец решился войти…

– Добрый день, комиссар! – Турчи улыбался и смотрел с надеждой.

– Добрый день! Признаться, я вас заждался… – Рабочий стол комиссара пустовал, компьютер выключен. Сантьяга сидел в неглубоком кресле в противоположном конце кабинета и читал толстую книгу в тисненом кожаном переплете.

– Я страшно, страшно извиняюсь! – В больших глазах Нимруда отражалось все раскаяние шасского народа решительно во всем. – Но вы-таки сами разрешили этому ужасному командору меня допрашивать.

– Присаживайтесь, господин Турчи, – вздохнул комиссар, жестом указывая на место рядом с низким простеньким столиком из матового, почти непрозрачного стекла.

Шас энергично закивал и поставил кейс на столик, мягко щелкнули замки. И стал один за другим, с великой бережностью, раскладывать перед Сантьягой маленькие изразцы.