Вячеслав Седов - Ловчие Удачи - 2 книга

Собственно, Бритве не было особо дела до политического момента и подоплеки, не считая знания того, что все это имело место даже в их деле. Поэтому он чуть ли не с руганью спровадил после проверки патента и быстрого досмотра обоза весь разъезд с пожеланиями удачи дальше по дороге. Злой и раздраженный тем, что всякий служака сует свой нос в его дела в этом королевстве, Тард просто умилился той сцене нежной, почти отеческой заботы его товарища об эльфке.

— Но я хочу с вами, а не оставаться в Шаргарде! — наконец, открыто высказала свое неудовольствие Нэй.

— Черт возьми, — проворчал себе в бороду Тард, — Где этот «ловец удачи» с его умением заговаривать язык, когда он так нужен?!

С конца улицы послышались изумленные возгласы. Бритва насторожился. И без того в последнее время эта экспедиция у него вызывала лишь опасения и недобрые предчувствия.

— Рыцари! Смотрите! Рыцари из ордена! — раздался удивленный возглас.

— Не может быть! — возразил ему другой.

— Да, точно. Вон они! — вторил первому третий.

Тард пошел посмотреть, оставив Гортта и Нэй дальше препираться и спорить друг с другом. По дороге убийцу драконов отвлекали какими-то насущными вопросами его товарищи. Он отвечал что-то несвязное и продолжал идти вперед. Его сердце замирало от ожидания того, кого он очень давно хотел повидать, но всякий раз появляясь в Шаргарде ему не везло со встречей. Он видел рыцарей еще не будучи убийцей драконов, а только простым подмастерьем в Швигебурге, когда приезжало посольство северного Фелара с прошлым, величественным королем и его паладинами. [9] Паладин — (ср. — лат. Palatinus придворный) — рыцарь из свиты короля, позднее — доблестный рыцарь, преданный определенной идее, делу, лицу.

Поистине прекрасно было то зрелище развивающихся стягов под торжественный рев труб, когда закованные в доспехи всадники колонной двигались по главной улице фивландской столицы. Он видел их, статных, молодых, благородных ликом, как теперешний государь северного королевства, однако так пристало выглядеть и вести себя рыцарю, а не монарху, как говаривали многие, и Тард с ними нехотя соглашался. В то время гном, хоть и был старше многих из тех паладинов, что проезжали мимо по улице, но впервые проникся глубоким уважением к человеческому роду. Тогда они, эти воины, оказались изначальным порождением большой и чистой идеи, которую позже, как и многое другое, осквернили войны и интересы, бросавшие их в самые безнадежные битвы.

Пусть совет кланов отверг просьбу короля о помощи и союзе против Ларона, назвав посольство сборищем мясников, но никто не посмел осмеять, освистать или бросить камень в кортеж, что возвращался по той же улице, пусть и весь Швигебург негодовал от подобного предложения. Тард тоже был немало озадачен. Неужели такие рыцари могли просить об этом? Но не поддался поспешности разочарования, предпочитая самому все узнать от этих людей. И ему представился случай. Собственное несчастье толкнуло его на ту дорогу, где он снова встретился с этими паладинами по прошествии многих лет.

Они вместе сражались и убивали драконов. Вели долгие беседы у костров, спорили до хрипоты, но то были споры, а не ругань. Тогда, на него и тех, кто пошел вместе с гномом, без роду и племени, без герба и стяга, ради даже простой мести, эти рыцари смотрели по-другому, не как на наемников, а как на товарищей по оружию. Память у фивландцев была долговечна и крепка, как их знаменитая сталь. Бритва не забыл и всегда рассказывал о былых походах тем, кто появлялся в его отряде в новых экспедициях. Потому что гному это казалось важным. Потому что нынче на них смотрели как на наемников и только. И Тарду хотелось, чтобы его товарищи по оружию знали, что так было не всегда.

Убийца драконов достиг того места, откуда виднелся реющий феларский стяг, и замер. По дороге, в лучах то выходящего, то снова скрывающегося за облаками солнца ехала горстка всадников. За собой под уздцы они вели оседланных и снаряженных коней без седоков.

Помятые шлемы приторочены к седлу, в руке у кого-то виднелся обломок копья, которое тот не выкинул прочь лишь оттого, что самого не было в седле, а разум блуждал где-то, предоставив телу долгий и печальный путь, как следовало из пустых глаз. Возглавлял эту процессию старый рыцарь. В руке у него был стяг, а другая сжимала поводья коня товарища, что устало горбился в седле, уронив седую голову на грудь. Перехватившая глаза повязка белой ткани темнела двумя пятнами запекшейся крови.

— Адлер! — позвал Тард и бросился наперерез тому всаднику, что возглавлял процессию.

Едущий впереди рыцарь посмотрел на гнома мутными усталыми глазами и остановил свою лошадь. Следовавшие за ним тоже встали посреди улицы.

— Убийцы! Будьте вы прокляты!!! — разорвал воздух истошный материнский вопль, возвестивший о том, что и здесь была родительница одного из тех молодых воинов, который одел вороненые отцовские доспехи и не так давно уехал в ночь.

Подскочивший к женщине священник выставил перед ней крест и что-то затараторил, но его оттолкнули совместными усилиями два старика. Стоявший подле матери маленький мальчик с мокрыми от слез глазами подхватил с земли камень. Со всех сторон полетели выкрики, которые противоречили друг другу, будто сшибаясь над головами рыцарей в незримой схватке.

— Да как вы смеете!?

— Смеем, там погиб мой сын!

— Он был еретик!

— Разве молодая горячность не бывает простительна?!

— Бывает, когда не берется за оружие!

— Они сражались за нас на войне! Уже забыли!?

— А что же теперь, зачем убивать наших детей?!!

— Пожалейте хоть слепенького! — оборвал весь этот гомон не такой громкий, но отчаянный возглас старухи.

Тард встал подле лошади Адлера и, выхватив свой топор, рявкнул так, что даже старый магистр дрогнул в седле:

— А ну, завались! Кто кинет хоть один камень — убью на месте! Братва, живо все ко мне!

К гному тут же подбежали те из наемников, что стояли поблизости, выхватывая на ходу оружие и еще мало понимая из-за чего весь сыр-бор.

Гортт словно из-под земли вырос возле своего товарища. Поправляя сбившийся от бега чуб, он окинул взглядом тех, кого они брали сейчас под свою протекцию и ком встал у него в горле. Рыцарей-то было всего пятеро. У некоторых доспехи побиты вдрызг, на ком-то вообще одна кираса… И все старики. Растрепанные седые волосы, наспех перевязанные грязными кусками ткани руки, плечи и головы. Те, из них, кто еще понимал, что творится вокруг, растеряно озирались, сотрясаемые мелкой дрожью под порывами холодного ветра.

— Тард, это ты? — подал голос старый магистр.

— Да, я, дружище!

— Где ты? — рыцарь неуверенно протянул руку.