Асия Уэно - Радужная Нить

— Глядите, чтобы зацепок не оставил, Хитэёми-сама, — предупредила Коюки, неодобрительно взирая на то, как охотник топчется по подарку Химэ и в мгновения особого удовольствия впивается когтями в синий шёлк. Что лично мне особого удовольствия не доставляло, но иногда можно и потерпеть. Хотя одежду, конечно, жалко.

"Одежду, в крайнем случае, можно продать…" — вспомнились мне слова неизвестного парня, старшего сына Сайко, имя которого, к сожалению, вылетело из моей головы.

А это мысль!

— Как вы думаете, — я встал, передавая котёнка девушке, и расправил драгоценную ткань, — сколько влиятельная госпожа О-Таю даст за платье, которому нет равных на всём белом свете? Если его отстирать и выгладить…

На следующее утро глава торгового квартала Мэскэ, которому мы пообещали половину дохода от сделки, одышливо покрикивал на гребцов, направляющих богато украшенную лодку к неприветливым скалам Ивы. Крепыш лет пятидесяти с пузом, навевающим мысли об очень плотных обедах, вызвался нас сопровождать и даже снабдил меня сменным платьем. Косодэ в качестве верхней одежды, разумеется, не придавало благородства, но было чистым.

— Жалко! Всё-таки, подарок! — твердила Коюки, прощально лаская волшебный шёлк, выстиранный и отглаженный слой за слоем. Даже простой сокутай стоит немалых денег. Занятно было наблюдать за лицом торговца, когда он, стараясь не выказывать восхищения тонкостью работы, искал швы, которых не было…

— Жалко, но время дороже, — терпеливо повторял я.

Предшествующая ночь прошла относительно мирно: Фуурин, немного поразмяв крылышки, вернулся и до зари караулил наш сон. Однако спокойствия тот не принёс. Хотелось расспросить Ю о стольких вещах, а того будто волной смыло, и весьма некстати. Навязчивые видения возвращались к Старшому, стоило только погрузиться в дрёму. Я стонал и метался на футоне, девушка тормошила меня, и лишь под утро мы сомкнули глаза.

Но ещё задолго до рассвета состоялся примечательный разговор.

Разбуженный Коюки в первый раз, я некоторое время соображал, где нахожусь, что происходит и куда подевался труп. Кто-то гладил меня по волосам, из тёмного угла немигающе пялились янтарные глазища.

— Хитэёми-сама, это я, Коюки, — шепнула девушка. Порывисто выдохнув, когда кошмар отпустил, я сел на футоне, опасаясь смеживать веки. Плохо без Ю…

Наверно, я ещё не окончательно проснулся и сказал об этом вслух. Пальцы, перебирающие мои взмокшие волосы, замерли, их обладательница отстранилась. Через раздвинутые сёдзи в комнату проникал тусклый рассеянный свет. Проморгавшись, я увидел очертания её тела и то, как она села рядом, сложив руки на коленях.

Желая исправить оплошность — девушка утешала меня, как умела, а вместо благодарности получила сравнение не в свою пользу — я поведал о схватке под водой.

— Да, он желал моей гибели, — добавил я, когда она решилась что-то сказать. — Защищался, и считаю, что поступил правильно. Дело не в этом!

— А в чём? — слушательница склонила голову.

— Наверно, в том, что я больше никогда не буду чистым. Это трудно объяснить…

— Не надо, — остановила меня она. — Уж я-то знаю. Хитэёми-сама, вы были со мной откровенны, позвольте же мне ответить взаимностью! Если вас не затруднит…

— Нисколько. И простите, что вёл себя как тугоухий! Вы несколько раз пытались объясниться…

— Да и сейчас пытаюсь…

— О, я неисправим! Но теперь — весь внимание!

— Если покаяние моё задержалось, то не по вашей вине, господин Хитэёми. Причина в том, что я не знала, с чего начать — не знала тогда, как не представляю и сейчас. Поэтому рассказ получится слегка непоследовательным. Также хотелось бы скрыть некоторые подробности, не имеющие касательства к делу. Лучше утаить их, чтобы не было искушения солгать. Обманывать так легко…

Семья, в которой я появилась на свет, слыла достаточно знатной и богатой, чтобы с рождения мне были неведомы беспокойство, страх и унижение. Забота ближних меня избаловала. Имелись, правда, некоторые обстоятельства, вынудившие меня относиться проще, чем следовало, к словам неправды. О них я как раз и умолчу. Как и о том, что побудило меня покинуть стены, знакомые сызмальства, и бежать прочь из Овары. Простите, что солгала при первой встрече… На то были веские причины — как, впрочем, и для бегства.

Не буду задерживать ваше внимание на трудностях и лишениях пути — это не слишком занимательно, да и не в диковинку нам обоим. Достаточно сказать, что в посёлок на берегу Млечного моря, чуть южнее Тоси, я попала спустя несколько дзю, изголодавшаяся и никоим образом не напоминавшая себя прежнюю. Мне нечего было терять. Миновал праздник Благословенных Вод, ночи стояли тёплые, но лишь отчаяние владело мной. Я не умела решительно ничего! Мои наивные попытки заработать чашечку риса игрой на биве — а я хорошо играю, и петь обучена — завершились на первом же постоялом дворе, когда у меня отняли не только инструмент, но и мешочек с драгоценностями, прихваченный из дому. Честь осталась при мне, и лишь это утешало меня ночами, когда я подкрадывалась к людскому жилью, чтобы стащить дайкон с грядки, ранние сливы или недоспелые ягоды тутовника, чей лист разводят на корм гусеницам. Просить я боялась. Однажды украла котелок, и мне совсем не было стыдно…

Как-то я свернула на нехоженый тракт, в надежде найти заброшенные поля и собрать хоть горстку зерна. Он вывел меня к морю, но спустя несколько голодных дней. Ноги были сбиты до такой степени, что боль мучила меня только поутру, когда ранки слегка подживали.

Я опустилась на ступеньки крайнего дома, слишком усталая, чтобы постучать. Если раньше я скрывалась от чужих глаз, опасалась бесчестия, то теперь мне было всё равно — лишь бы накормили.

Но меня прогнали, швырнув чем-то тяжёлым.

Тогда ненависть ко всем этим равнодушным людишкам овладела мной, вернула частичку сил! Вскочив, я кинулась к самому богатому дому в середине посёлка, перелезла через ограду и заколотила в сёдзи, требуя открыть и угрожая всеми карами земными и небесными. Я попрекала их достатком, умоляла сжалиться, плакала и надменно хохотала. Должно быть, меня приняли за помешанную и решили угодить богам.

Сдвинулась одна из фусум, и служанка, совсем юная девушка, робко выглянула из проёма.

— Что нужно? — спросила она, готовясь в случае чего спрятаться.

Её неуверенность будто изменила что-то во мне самой, точно это она, не я, была уязвимой.

— Позволь переговорить с хозяйкой, и она мигом поймёт, что я — благородная особа из тех, что всегда отдаёт долги простолюдинам, — предложила я.

Пошевелив губами, девушка кивнула и затворила за собой фусуму, напоследок поставив на землю плошку с рисом.