Алёна Кручко - Полуночные тени

Впереди отворилась дверь, сказал что-то Анегард, что-то ответила бабушка. Я тряхнула головой, заторопилась вперед. Еще не хватало… из-за всякой ерунды…

— Сьюз?

Кто-то забрал у меня из рук кувшины, чьи-то горячие руки обняли за плечи, нос уткнулся в зеленое сукно. Анегард? Я трепыхнулась, пытаясь высвободиться, но он в ответ крепче прижал к себе, широкая ладонь успокаивающе прошлась по волосам… и я заплакала. Тихо-тихо, аж сама удивилась. Боги великие, ну и денек, выплакаться и то сил не осталось!

— Ну тише, тише, — шептал Анегард. — Все хорошо будет, вот увидишь.

А мне ведь легче, чем ему. Я могу пореветь, уткнувшись в крепкое мужское плечо. Меня утешат. Мне пообещают, что все будет хорошо, и я поверю. Конечно, будет. А как же.

А он меня младше, и его обвинили в измене, и у него отец болен, а ему уезжать, и только боги знают, вернется ли.

И я заревела того пуще — уже от жалости к брату, а не к себе.

— Ну что ты, Сьюз, милая… успокаивайся…

Я стараюсь, хотела я ответить. Честно, стараюсь. Но получился только еще один всхлип, долгий и какой-то особенно жалобный.

— Разверзлись хляби небесные, — проворчала над ухом бабуля. — На, выпей.

Под нос мне ткнулся остро пахнущий мятой и кошачьим корнем стакан. Руки дрожали. Анегард так и не отпустил меня, придерживал за плечи, и от этого было хорошо, уютно и спокойно. Вот только зубы все равно стучали о край стакана, и хотелось свернуться клубком и повыть.

Отвар щипал холодом на языке.

— К тому и шло, — сердито говорила бабушка. — Сам посуди, господин, сколько человек может держаться, когда все плохо? А сколько у нас ни дня спокойного не было, ни ночи?

Анегард молча гладил мои плечи.

— Пойду я спать, — буркнула я.

— Проводить?

— Не надо.

Хватит того, братец дорогой, что я перед тобой нюни распустила. Тьфу, позорище!

Я брела по коридору к лестнице для слуг: через парадный холл, конечно, ближе, но там сразу вспоминается… лишнее. Наверное, бабушка права: слишком долго пришлось сдерживаться. Слишком много всего навалилось. Скорей бы домой…

— Девушка…

Я обернулась на шепот. Из щелки приоткрытой двери на меня смотрела Ульрика.

— Девушка, милая, поди сюда!

Мне вдруг стало смешно. Ты хотел посмотреть, Зиг? Вот и посмотрим!

— Госпоже что-нибудь нужно?

— Да! Поди сюда, — я подошла, она втащила меня в комнату. Руки-то холодные какие, бррр… верно Зиг сказал, лягушонка! — Девушка, милая, отсюда выбраться можно? Мне домой надо, я не могу здесь… не должна!

Ой, мама! Люди добрые, видали вы такую дуру?! Домой ей надо! Ночью, одной, пешком, по незнакомому лесу!

— Помоги мне, добрая девушка! Я тебя награжу, — и браслет с руки тащит. Люди добрые, Звериная матерь, Зиг, тебе подсунули не просто дуру, а дуру беспросветную!

Уж не знаю, я ли слишком громко думала или Зигмонд как раз сейчас был готов услышать, но нелюдь откликнулся. Не словами — картинкой. Мы с Ульрикой выходим во двор из кухни.

Ну, ладно.

Ульфарова дочурка все совала мне в руку браслет и лепетала, как надо ей домой, вот прям дозарезу надо, сей же час, не медля. Я пожала плечами, надела браслет — он оказался неожиданно тяжелым, — и кивнула:

— Пойдем, госпожа. Я проведу тебя половиной для слуг.

— Храни тебя боги, милая девушка!

А голос-то дрожит…

Я представила себя на ее месте, и мне стало тошно и противно. Папаша в заговор влез и удрал, а дочке отвечать. И как отвечать… Конечно, баронских дочерей редко спрашивают, нравится ли жених, вон Ланушка наша чуть ли не с рождения сговорена. И все же вот так — это уж слишком. Выхватили из дому, в чем была, отдали невесть кому, даже и не человеку вовсе…и как отдали — довеском к собственному титулу! И не поспоришь: королевская воля! Вот ты, Сьюз, что бы на ее месте делала?

Уж точно не стала бы доверять первой встречной девице в чужом замке, да еще и совать ей единственную, похоже, ценную вещь! Не говоря уж о том, что в платье и нарядных башмачках далеко не убежишь даже средь бела дня и по дороге, не то что ночью по лесу!

Глупая, доверчивая, беспомощная девчонка…

Мы крадучись прошли через кухню, открыли двери во двор…

— Доброй ночи, девушки, — насмешливо улыбнулся Зиг. — Перед осенними дождями звезды особенно яркие, верно? Стоит пожертвовать сном ради такого зрелища.

— Ты… — Ульрика повернулась ко мне, и я едва успела отпрыгнуть: кажется, девчонка всерьез вознамерилась по-простецки располосовать мне физиономию. — Ты обманула меня! Негодяйка! Подлая тварь!

Да уж, ни ругаться, ни тем более драться Ульфаровой дочке определенно не приходилось. Я увернулась от неловкого замаха крохотным кулачком и спросила:

— Ты правда думала, что здесь станут помогать дочери человека, который не так давно грозился всех нас перевешать?

— Мерзкая лгунья! — взвизгнула Ульрика. Зиг перехватил ее запястья, девчонка, всхлипнув, попыталась лягаться. Ну да, как же! Зига, пожалуй, лягнешь! И не укусишь. Даже не пробуй, девочка. А то допробуешься, что он сам тебя покусает.

Отступив в сторонку, я глядела, как Зиг усмиряет брыкучую невесту. Смешно. Вот только если я сейчас засмеюсь, то… то снова заплачу. Потому что справедливости нет, а наши желания слишком мало значат. Потому что мне жаль эту глупую лягушонку, жаль до слез, но совсем не это хочу я ей сказать. А то, что она дура, дура несусветная, и такого мужа еще заслужить надо… и я ее сейчас почти ненавижу. За то, что она ненавидит Зига.

Девчонка выдохлась наконец, обмякла. Только скулила тоненько, чуть слышно. Зигмонд притиснул ее к себе так, что ей, наверное, и дышать было тяжело. Да, не слишком хорошее начало… бояться, пожалуй, будет, но уважать и верить?

Нелюдь поймал мой взгляд. С тобой, девочка, еще веселей знакомились. Или забыла?

Я улыбнулась: и верно. Протянула Зигу браслет:

— Держи.

— Это что?

— Неужто не понял? Твоя невеста сочла это подходящей платой за то, чтобы ее вывели из замка.

— Однако, — пробормотал Зиг. Повертел браслет в руке, поморщился. Вернул на законное место. Ульрика возмущенно пискнула. — Слушай, милая моя, ты не слыхала разве, что здесь в лесах не то нежить, не то нелюдь какая водится? Придумала еще, ночью удирать. Кровососам на зубок захотела?

— Пусть! — в голос заревела Ульрика. — Пусть кровососам! Все равно сбегу! А не сбегу, так чего с собой сделаю… все равно насильно замуж не пойду! Уж лучше к нелюди в лапы!

— Зиг, — чужим голосом выдавила я, — мне сейчас плохо станет. Ты… — хрюкнула и, не выдержав, прыснула в ладонь.

— Ага, — ухмыльнулся Зигмонд. — Я самый. И Звездная дева слышала.

Я подняла глаза к небу. И правда, вон какие звезды яркие…

Ладонь Зига надавила Ульрике на затылок, прижимая лицо к ткани камзола. Нелюдь окутался мраком и взмыл вверх, к раскрытому окну бывших покоев баронессы. Тому самому, наверное, из которого Ульрика оглядывала двор, раздумывая, сможет ли выбраться незамеченной.