Оксана Демченко - Ромашки для королевы

– Где обвал? – король бережно поднял жбан и отпил несколько глотков, в горле вспыхнул пожар, но спине теплее не стало. Страх – он и гному ведом. Не перед врагом, другой. – Придумаешь тоже!

– Так что, твое безмозглое величество, есть у меня правнук? – Эфрых поднял голову и король ужаснулся его дрожащим губам, роняющим слова невнятно и без выражения. – Синий город ушел в гранит. От тридцатого уровня вниз, с развилки, начинается крошево. А футах в сорока лежат уже глыбы. Подвижка большая, от самой поверхности. Горы крепко плечами повели.

Видеть деда раздавленным было так страшно, что король не сразу понял, о каких уровнях идет речь. Лишь чуть отдышавшись, осознал это и ощутил, что худшее еще впереди. Он прикрыл глаза и долго молчал. Потом ощупал бесполезный ключ на поясе. Достал еще два из кармана. Аккуратно выложил в рядок на столе. Добротные были замки. Его работа. И двери внизу хорошие, старая ковка, лучшая жила железа была именно та, ее еще при прадедушке начали выбирать. Древнее место – Синий город. Лежит чуть в стороне от жилых уровней, тянется с северо-запада на юго-восток, а вверху – подумать страшно! Снеговые великаны, самое сердце кряжа. Оттуда и ползут его цепкие лапы. Одна с севера огибает Рониг, страну предателей. Вторая тоже незаслуженно добра к людям и, склоняясь к югу, дает жизнь их большой реке – Ниге.

Ну, и на запад кряжец уходит, не такой могучий. Вроде бы Стена эльфов от него неподалеку. И Синий город начинается там, в незапамятные века он имел сообщение с поверхностью. А потом эльфы заслонились Стеной, возгордились, общему прошлому изменили. И гномы ответили тем же, обрушив вход.

А выхода из Синего тоже нет. Был, вел в сторону Ронига. Да только лучшие жилы исчерпаны, и его завалили, чтобы не соблазнять глупых вершинников. Лезут в дыры, а потом приезжают гонцы от егерей или самого короля и нагло требуют спасать жадных до чужого добра, будто больше у гнома нет дел…

В общем, оставался один коридор с действующим выходом из Синего города. С тридцатого уровня, от развилки.

Король придерживал мысли, выстраивая своей обстоятельностью плотину отчаянию. Он помнил, как вел Рртыха по коридору, сомневался до самой развилки, все прикидывал – в обжитой Желтый, где свет и много глаз, способных приглядеть? Или в тихий пустой Синий, откуда ему не сбежать, коли дед не прознает, не освободит своей властью? И выбрал. Сам выбрал.

Дед глянул на короля и тяжело покачал головой.

– Уровень?

– Тридцать седьмой, там свежая рубиновая жила, – усердно сдерживая голос, сообщил король. – Это чуть в стороне. Может…

– Ты малолетним вершинником-то не прикидывайся, я два с лишним века тут живу, знаю, что «может», а что – дурь. Года три долбить, только чтоб достать… тела, – голос задрожал. – И то, если повезет. Вода пошла, твое упрямое величество не спросивши. Ладно, дело ясное.

– Нет.

– Молчи, бестолочь! – рявкнул дед и снова сник. – Нижний шлюз опустили уже. На тридцать втором. А воду выше откачаем. Странно мне такое огромное обрушение. Глянуть хочу. Может, крепили плохо, а может, иная беда. Как бы не было повторения, да в жилом городе. Желтый-то рядом. Там тридцать тысяч, и не рычи, ты король, они тебе все – дети. Береги хоть этих, коли не смог…

Дед сорвался с места и вышел, так качнув гранитную плиту двери, что она с гулом ударилась в медную раму и дала трещину. На эту трещину король Кныттф Гррхон смотрел долго, изучая ее узор до последнего штриха. Так подробно, что глаза стали слезиться. Он сморщился, упрямо достал недочитанный лист и взялся его просматривать. Проклятые буквы расплывались, не желая прояснять смысла сообщения.

Когда король допил пиво и дочитал бумагу, в коридорах уже пригасили фонари в преддверии ночи.

Дверь бережно откатила уверенная рука. Збыр Гррхон, Становой знахарь всего Гхросса, отец короля, вошел и замер у порога. Глянул на сына, смятого горем и закованного в кандалы собственного упрямства. Сидит, пытается работать – кому это сейчас надо? Его жене, которой через месяц рожать, а она уже все знает и не в уме, вопреки усилиям трех лучших знахарей? Старому Эфрыху, взявшемуся откачивать воду и втайне от всех уверенному, что его обожаемый пятифутовый малыш Рртых не погиб, ушел к северным воротам и там выберется? Или семьям норников, отосланных стеречь наследника?

– Назови имена тех, кого мы потеряли, – попросил знахарь. – Скольких ты запер с сыном? Полагаю, их было не менее дюжины.

– Семеро, – тихо отозвался король. – Я уже написал имена, вот.

– Иди домой, сын. Себя грызть никак не время. Гави плоха. Как бы не потерять и ее, и того, кто мог бы, родившись, зваться Рртыхом. Иди.

– Я должен думать о всем Гхроссе, отец. Люди нас предали.

– Ты должен быть с семьей и не прятаться от своей боли за глупостями. Клянусь кривой киркой, у меня уже терпение все как есть истерлось, не могу слышать о предателях и заговорах. Тебе мерещится. И я, как знахарь, сто раз запрещал ходить даже близко от Синего города – там зло. А ты лез сам и сына потащил. Если хочешь знать мнение Станового, который королю равен в таких вопросах, там и гноится заговор. Внизу. И, боюсь, крепко он тебя прибрал, уж не знаю, чем и как. Завтра утром изволь быть в моем коридоре. Буду петь, надо понять, что у тебя в душе накопилось.

– Изволю, коль приказано, – король оскалился зло. И зашипел, удивляя отца: – От тебя иного и не дождешься, сам мудрый, а я и злодей, и глупец. Зато о стране думаю.

Збыр глянул на сына с удивлением.

Его давно беспокоило поведение короля, повадившегося огораживать свои покои норниками, будто в галереях Стального города есть враги. И подозревать – всех и по любому поводу. Конечно, история с послами непонятна, но разве она дает основания для поспешных и опасных выводов? Надо выслать наверх нормальное посольство. Сотен пять отборных норников, трех-четырех знахарей с боевыми навыками, умного посла. А от Ллтыхов – чего ждать? Их, горемык, любой вершинник обидит – и без магии, и без большого отряда злодеев, – мирные они, больше к ювелирному делу склонные. Троих потеряли в королевских посольствах – и молчат, слезы глотают. А Кныттф чужого горя замечать не желает и тоже молчит. Будто нет его умысла и вины в опустошении рода. Малый рост – не повод приносить гнома в жертву.

Збыр тяжело вздохнул и пошел прочь. Если бы мор полувековой давности не унес почти всю семью, не прибрал жену, дочь и старшего сына – брата Кныттфа, не быть бы никогда младшему королем. Он гневлив не в меру, упрям, склонен к простым решениям и груб. Но тогда Збыру пришлось отдать корону, не раздумывая. Он уже был одним из лучших знахарей и все время, все силы отдавал лечению. Месяцами пропадал в дальних коридорах, обходил забои. Он, Збыр, еще будучи королем, попросил людей о помощи. И, кстати, откликнулись, травы прислали, своих слабеньких лекарей, пару довольно толковых магов. Фруктов навезли, уверяя, что они нужны больным, еще молока и меда. И денег не хотели брать, особенно ближние, возле гор живущие, в северном Рониге. А теперь они – самые закоренелые и злейшие враги, как полагает новый король. Нехорошо. Дурная и слабая память – не для гномов характерна, этим люди порой грешат. А тут – сам король подгорный безумствует, злобой кипит.