Светлана Крушина - Всё могут короли

— Тем хуже для него, — заметил Хельмут. — Если уж он решил остаться, ему следовало позволить убить себя сразу. Он все равно умрет, только теперь смерть его будет долгой и мучительной.

— Спасибо, утешили! — возмутилась Илис.

— Я хотел бы вас утешить, но не знаю — как. Ваш друг в безнадежном положении.

Да, подумала Илис, настроен Хельмут весьма пессимистично. Что и понятно, принимая во внимание, что собственное будущее предстает перед ним едва ли в радужных красках.

— Вы виделись с ним после ареста?

— Нет, — ответил Хельмут, удивленно приподняв брови.

— Странно. Я думала, Барден сразу устроит вам перекрестный допрос.

— Ах, вот вы о чем! Полагаю, это мне еще предстоит. То есть, нам предстоит.

— Будете все отрицать?

— В этом нет никакого смысла. Слишком многие видели нас вместе, в том числе и старшие офицеры. Если я стану отпираться, поверят все равно им.

— Так вы что, собираетесь подтвердить свое участие в сговоре?!

Хельмут сумрачно усмехнулся.

— Я не могу отпираться, но могу сыграть дурачка. Почему я не мог быть уверен, что взялся сопровождать к Кириану настоящих императорских посланников? Ведь мне известно, как выглядит перстень императора, а они мне его, разумеется, предъявили с самого начала… Не беспокойтесь, Илис, ваше имя не будет упомянуто.

— Да при чем тут я! — отмахнулась Илис. — Что я, о себе беспокоюсь?

— А не помешало бы побеспокоиться и о себе, — сказал Хельмут. — Или вы надеетесь избежать императорского гнева, если ему станет известно о вашем участии в этом деле?

Илис благоразумно не стала сообщать, что императору и без того почти все известно, и что ей уже удалось избежать гнева Бардена. Вместо этого она сказала:

— Я уж как-нибудь выкручусь, если что. А вы, пожалуйста, будьте осторожнее в словах. Не навредите себе своими показаниями.

— Скорее, мне может навредить показаниями ваш друг. Хотя он производит впечатление крепкого орешка.

Лучше бы он не был таким уж крепким, подумала Илис, но снова вслух своих мыслей не высказала.

— Что до меня, — продолжал Хельмут, — если моя задумка удастся, то самое суровое наказание, которое мне грозит — это разжалование из офицеров и ссылка на линию фронта. А это не так уж и плохо, если подумать.

— Не вижу в этом ничего хорошего, — вздохнула Илис.

Вдруг она почувствовала, что на нее кто-то пристально смотрит. Подняв голову, она пробежалась взглядом по выходящим во двор окнам, и запнулась. В одном из окон краем глаза она зацепила грузную фигуру Бардена, которая исчезла, стоило только сфокусировать на ней взгляд. Примерещилось или нет?

— Пойдемте отсюда, — встревожилась Илис. Хельмут возражать не стал.

Через день Илис с удивлением обнаружила, что Барден покинул форт. Он, вопреки обыкновению, не известил ее о своем отъезде заранее — и лично, — а переслал записку задним числом. Тон записки был непривычно сухой и официальный, что неожиданно покоробило Илис.

Барден извещал, что намерен отсутствовать в Северной в течение двух недель, а Илис вольна дожидаться его возвращения или же отправляться, куда ей заблагорассудится.

— Похоже на то, — пробормотала Илис, — что мне деликатно указывают на дверь. Или я ошибаюсь?

Судить наверняка, что именно хотел Барден сказать своей запиской, она затруднялась. А потому решила проигнорировать приглашение отправляться на все четыре стороны, а дождаться-таки возвращения наставника. Если он хочет прогнать ее, пусть скажет в глаза, а не отделывается маловразумительными писульками.

Пока же, в отсутствие императора, Илис набралась наглости и попыталась устроить встречу с Грэмом. К Марку с этим идти не стоило, он нервно реагировал на одно только имя пленника, поэтому Илис пошла к Риттеру. Они со стариком недолюбливали друг друга, но до конфликтов дело никогда не доходило. Командующий Северной смотрел на нее косо, но держался уважительно — надо думать, исключительно из почтения к императору. Однако, Илис здорово рассчитывала на имеющийся у нее перстень Бардена. Едва ли Риттер посмеет перечить воле предъявителя оного.

Старик не ожидал появления Илис у себя в кабинете и воззрился на нее со свирепым изумлением.

— У вас какое-то дело ко мне? — отрывисто и неприветливо спросил он, надвинув кустистые седые брови на выцветшие глаза. Он не хотел оскорбить Илис резкостью тона; подобным образом командующий обращался со всеми, не делая исключения даже для императора. По-другому разговаривать он не умел. Илис знала об этом и ничуть не смутилась.

— Мне нужно поговорить с одним пленником, содержащимся в Северной, — заявила она без длинных вступлений. — Его зовут Грэм Соло.

— Поговорить? О чем?

— Это мое дело.

— Его величество запретил кому бы то ни было, за исключением некоторых лиц, общаться с пленным. И вы, барышня, к означенным лицам не относитесь.

— Его величество, — задрала нос Илис, — наделил меня особенными полномочиями. А потому я могу полагать, что на меня этот запрет не распространяется, — с нескрываемым удовольствием она предъявила Риттеру опаловый перстень, предвкушая его реакцию.

Но ожидаемой реакции не последовало. Отнюдь не впечатленный предъявленным знаком власти, Риттер продолжал холодно разглядывать Илис, и в глазах его явственно читалось: знаем мы, какие это полномочия!

— Я не позволяю вам разговаривать с пленным Соло, — скрипуче проговорил он.

— Вы что, не узнаете перстень?

— Узнаю. Но без особого приказа императора к пленному вас не допущу.

Пришлось Илис уйти ни с чем. Однако, Риттер, со своей солдатской прямотой, неосторожно обронил фразу, за которую Илис зацепилась.

Грэм Соло, похоже, попал в разряд государственных тайн, но все же Илис потребовалось совсем немного времени, чтобы разузнать, кто входит в список тех самых «исключительных» лиц, допущенных до общения со стратегически важным пленником. Список был небольшим и включал в себя, разумеется, самого Риттера, Марка, Фереда, двух или трех старших офицеров командования (которых Илис знала плохо или не знала вовсе), а так же военного лекаря, приписанного к Северной крепости.

Речь шла не о том столичном лекаре, которого Марк посылал к Грэму по настоянию Илис, и который подчинялся непосредственно императору и принцу. В Северной уже в течение доброго десятка лет служил Гурах, человек тихий, безобидный и совершенно безотказный. На военного лекаря он совсем не походил, но дело свое знал хорошо, и солдаты его любили. Илис свела с ним знакомство еще в прошлый свой визит в Северную, но общалась с ним нечасто: ее слабо интересовали растения и отвары из них, а старик — ибо Гурах был уже стар, — знать ничего не хотел, кроме своих любимых трав. Илис даже не была уверена, что старик помнит ее имя. Впрочем, это было как раз неважно.